Фанфик: "Только для двоих."

[Nightrunners]

Название – «Только для двоих»
Автор - Youku_Toshiku
Бета - sideways
Фэндом – Nightrunner
Пейринг – Серегил/Алек, присутствуют другие герои книги.
Жанр – романс, приключения, яой
Рейтинг – PG-13,
Дисклеймер - мир и герои принадлежат Линн Флевеллин
Размещение – с разрешения автора, если кому-то понадобится.
Состояние - закончен
Предупреждение: идея родилась после прочтения 1-ой книги и половины 2-ой, то есть, это параллельный вариант дальнейшего развития сюжета, не связанный с авторским. Прошу не судить строго за сюжет, все это чистейшая выдумка, на лавры ЛФ ни коем образом не претендую))
Саммари – Серегил и Алек продолжают жить вместе, выполняя различные поручения, строят свои отношения и пытаются избавиться от последствий кражи диска Темного Бога.

Глава 1 "Странный сон"

***
«Он идет по темному тоннелю, окруженный чернотой так плотно, что начинает задыхаться. Страх превращается в липкий пот, который противно стекает по спине, делая влажной его тунику. Он одет в одежду ауренфэйе, но это его не удивляет, сейчас важно только одно – найти друга в этом мрачном месте, спасти его. Внезапно что-то меняется: словно тьма вокруг раздвинула свои границы. Алек не видит, но каким-то образом чувствует, что находится теперь в более просторном помещении. Он опускает руку в карман и достает светящийся камень, не удивляясь, что не сделал этого раньше – все здесь предопределено заранее. В скудном свете Алек видит очертание большой и низкой серой глыбы, похожей на зловещий жертвенник. Внутреннее чутье подсказывает, что именно этот камень может спасти Серегила. Юноша на дрожащих ногах подходит к серой громаде. На гладкой поверхности камня находятся два углубления, смутно знакомые своей формой: квадрат с кругом посередине. Алек глухо вскрикивает от внезапной догадки, он быстро стягивает зубами перчатку с правой руки и сравнивает свой так и не затянувшийся шрам с отпечатком на камне. Затаив дыхание и обливаясь холодным потом, юноша прикладывает руку к одному из зловещих рисунков, с ужасом ощущая, как изображение оживает, словно присасывая след на ладони человека. С трудом овладев собой, Алек шепчет, а затем выкрикивает в мольбе заветное имя:
- Серегил! Верни мне Серегила, верни мне его!
И в тот же миг пещера взрывается страшным грохотом. Голос, дрожащий от гнева, заполняет собой все пространство вокруг, оглушая Алека, но юноша успевает разобрать слова:
- Один?? Как ты посмел прийти один!!! Только двое…
Дальше все потонуло в невыносимом для человеческого слуха гуле. Неведомая сила оторвала Алека от камня, чуть не вырвав из его ладони рубец в форме квадрата вместе с мясом, и вышвырнула, как котенка, в непроглядную тьму тоннеля. Он летел в черную пропасть, в ужасе раскрыв рот, издавая отчаянный вопль…»

- Алек! Алек, проснись же!
Юноша медленно приходил в себя. Он постепенно ощущал, как легкое покалывание распространяется от кончиков пальцев по рукам и ногам, щекочет грудь и спину. Голова еще гудела от страшного голоса, а рот был открыт так широко, что свело скулы. Распахнув слезящиеся глаза, Алек увидел бледного как смерть Серегила, и неясные силуэты слуг в дверях. «Это был сон, только сон…» - почувствовав невероятное облегчение, Алек приподнялся и, схватив друга за плечи, прижал его к себе с громким всхлипыванием.
- Клянусь руками Иллиора, ты меня задушишь, – добродушно пробурчал Серегил куда-то в шею дрожащему юноше.
- Все в порядке, идите спать, – успокаивающе проговорил он слугам. – Но прежде, принесите воды для умывания и вина для благородного Алека.
Когда они остались одни, Серегил отлепил от себя Алека и с тревогой посмотрел ему в глаза.
- Что тебе снилось? Ты кричал так, что разбудил даже прислугу на первом этаже! Потроха Билайри, Алек, я испугался, что не застану тебя живым!
- Это был сон, только сон, – ответил юноша пересохшими губами, стараясь, чтобы его голос не дрожал и не звучал так испуганно. Его трясло от пережитого ужаса, ночная рубашка была влажной от пота.
Заметив, как Алек стучит зубами и пытается свернуться калачиком под одеялом, Серегил решительно стянул сапоги и забрался к другу в постель. Он был в ауренфэйских тонких кожаных штанах и легкой тунике – не похоже было, чтобы он вообще ложился сегодня. Обняв насмерть перепуганного юношу, Серегил постарался согреть его теплом собственного тела, но вскоре понял, что в мокрой рубашке того еще долго будет пробирать озноб.
- Что ты делаешь? – залился краской Алек, когда Серегил принялся вдруг развязывать шнурки его ночной рубашки.
- Мне захотелось полюбоваться на твое стройное тело, конечно же, – усмехнулся ауренфэйе. Ему доставляло особое удовольствие поддразнивать Алека на тему его стеснительности. – Не дури, и дай себя раздеть. Поверь, я не увижу там ничего для себя нового. Я только хочу, чтобы ты согрелся.
Алек неохотно подчинился, и, когда Серегил прижал его, обнаженного, к своему горячему телу, юноша испытал блаженство, как если бы его погрузили в горячую ванну. Он глубоко вздохнул, чувствуя, как отступают дрожь и страх. Устроив голову на плече друга, Алек полусонно пробормотал:
- Может, завтра нам посетить термы Орески? Я соскучился по горячей ванне…
- Не заговаривай мне зубы, благородный Алек! Тоже мне, достойный ученик Кота из Римини, – фыркнул Серегил, осторожно поглаживая юношу по светлым кудрям. – Хотя, Дом Орески нам посетить следует. Думаю, будет лучше, если о твоем сне услышит Нисандер. Скажи мне только одно: это как-то связано с тем диском?
Услышав вопрос, Алек вздрогнул, и неохотно кивнул. Ему не хотелось сейчас вновь переживать страшный сон, вспоминать, рассказывать. Объятья Серегила успокаивали и усыпляли, хоть и смущали юношу.
В дверь аккуратно постучали, и двое слуг внесли таз с горячей водой, сухие полотенца и кувшин теплого вина.
- Оставьте все здесь и можете быть свободны, - произнес Серегил. - Выпьешь вина? Оно поможет тебе забыть кошмар. Давай я помогу тебе умыться, – ауренфэйе попытался отстраниться от Алека, чтобы встать, но парень вцепился в его тунику обеими руками и замотал головой:
- Нет, Серегил, ничего не надо, мне хорошо так, с тобой.
Взгляд серых глаз старшего Наблюдателя потеплел. Это бесхитростное заявление заставило его сердце сладко заныть. Снова всплыли в памяти слова Оракула: «Отец, брат, друг, возлюбленный». Все чаще Серегил думал о них, силясь понять их смысл. Если первые три слова не вызывали сомнений, то четвертое будило противоречивые чувства. Его все больше тянуло к Алеку, образ стройного золотоволосого юноши часто возникал в мыслях, даже когда Серегил проводил время наедине с другими. Ауренфэйе кинул взгляд на доверчиво прижавшегося к нему друга: Алек уже выглядел расслабленным, он крепко спал спокойным сном без сновидений. «Возлюбленный…Как бы я хотел, чтобы это сбылось! Но примет ли он такие отношения? Не будет ли это слишком тяжким испытаниям для нас, не разрушится ли его доверие?» Серегил тяжело вздохнул, и постарался заснуть. До рассвета оставалась пара часов, а утром, как можно раньше, нужно будет найти Нисандера. Но пока Серегил задремывал, у него в ушах так и стоял отчаянный вопль Алека, выкрикивающего во сне его имя.

***

В Доме Орески было как всегда оживленно. Алек ехал на Ветерке, приветливо улыбаясь немногочисленным знакомым магам. Неподалеку на зеленой лужайке кентавры беседовали с группой людей. Алек повернулся к своему спутнику. Серегил был задумчив, покусывал нижнюю губу и сосредоточенно смотрел прямо перед собой. Сам Алек прекрасно выспался в объятьях друга, и ночной кошмар не оставил на нем следа, во всяком случае, пока можно было не вспоминать о нем.
Нисандер принял их как всегда радушно, но, увидев озабоченность Серегила, нахмурился в ожидании неприятных вестей. Выслушав краткий рассказ бывшего ученика, Нисандер пристально посмотрел на Алека:
- Ты должен будешь рассказать мне все, что ты видел и чувствовал, в мельчайших подробностях.
- Не знаю, смогу ли, – смущенно ответил Алек. – Сейчас это уже кажется обычным плохим сном.
- Твой вопль стоит у меня в ушах до сих пор, – поморщился Серегил. – И тогда же, я думаю, появилось вот это – он развязал тесемки туники и обнажил ту часть груди, на которой снова красовался квадратный рубец.
- Я обнаружил его уже утром, но уверен, что это связано со сном Алека, – мрачно заявил Серегил, снова зашнуровывая тунику.
- Свет Иллиора! – Нисандер побледнел, и быстро подошел к Алеку. – Покажи мне свою ладонь.
Тревога друзей передалась и юноше. Краски дня словно померкли перед воспоминанием о ночном кошмаре. Он протянул ладонь Нисандеру, который, закрыв глаза, слегка прикоснулся кончиками пальцев к шраму.
- Я чувствую отголоски магии. Ваши шрамы ожили сегодня ночью, и я хотел бы знать, почему.
Через несколько минут Алек сидел в знакомом кресле в рабочей комнате Нисандера, а сам маг с помощью Теро рисовал вокруг него символы Четверки и другие, незнакомые юноше, знаки.
Алек нашел глазами Серегила, притулившегося в дальнем углу. Поймав беспокойный взгляд друга, ауренфэйе подмигнул и криво усмехнулся в своей обычной манере. Едва заметный знак пальцами означал: «Не бойся. Я тебя не оставлю». В этот раз обряд очищения занял гораздо меньше времени и сил. Нисандер проговорил необходимые магические заклинания, переломил прутик, из которого еле заметной струйкой вылетел сероватый дымок, и Алек на мгновенье почувствовал, как его обдало сильным потоком холодного ветра, а сразу после этого маг велел Теро стирать знаки на полу. Он вывел Алека из магического круга и занялся Серегилом. Когда все было окончено, маг повел их в соседнюю комнату.
- Не стоит больше никому знать об этом, – проговорил маг, запирая дверь.
- Теро будет вне себя, – немного злорадно ответил Серегил, и Нисандер посмотрел на него с укором.
- Дело не в доверии. Возможно, таким образом я оберегаю его от лишних неприятностей, – Нисандер устало прикрыл глаза. Затем он глубоко вздохнул и пристально посмотрел на Алека.
- Теперь займемся твоим сном. Ты должен вспомнить все, и чем подробнее, тем лучше. Я постараюсь помочь.
Следующие десять минут были не самыми приятными для Алека: он вспоминал, заново переживая весь ужас ночного видения, произносил вслух то, что так хотел бы забыть. Нисандер держал руку над его головой, и иногда уточнял некоторые детали, и тогда Алеку казалось, что маг путешествует по его сну воочию. Когда юноша окончил свой рассказ, он почувствовал себя измученным. Серегил подошел и обнял его за плечи, притянув к себе. Серые глаза обеспокоенно следили за бывшим учителем.
- Что ты скажешь об этом? - не выдержал ауренфэйе.
Нисандер еще несколько минут смотрел в одну точку, затем развел руками:
- Пока ничего. Я чувствую, что этот сон был пророческим, почти уверен, что в нем кроются важные подсказки относительно диска и ваших шрамов, но остальное от меня сокрыто. Я буду думать. А вы, – голос мага вдруг стал строгим и властным настолько, что даже Серегил поежился, а Алек побледнел и внутренне сжался в комок. – Вы должны помнить, что поклялись мне клятвой Наблюдателей, что никто никогда не узнает ни слова о диске и всем, что с ним связано!
Возвращаясь домой на улицу Колеса, друзья не проронили ни слова. Но дома Алек не выдержал: со стоном повалившись на кровать в комнате Серегила, он пожаловался другу:
- По вашей с Нисандером милости я теперь все время думаю об этом сне! И чем больше думаю, тем меньше понимаю.
- Я тоже, мой друг, я тоже, – рассеянно ответил Серегил. Он перебирал на столе какие-то бумаги, как вдруг его серые глаза лукаво блеснули. – Но, кажется, я знаю, чем тебя отвлечь!
Жестом фокусника он достал из груды пакетов и свитков пергамент, обвязанный изящной розовой лентой, и перебросил его Алеку.
- Поручение для Кота из Римини? – мгновенно взбодрившись, спросил юноша.
- Разверни и узнаешь, – засмеялся Серегил, он изящно опустился в кресло напротив и вытянул ноги.
- Хм…это поручение не на одну ночь, – с ноткой тревоги протянул Алек, пробежав глазами послание.
- Дай-ка сюда, – потребовал Серегил, с которого моментально слетела небрежная вальяжность.
В письме говорилось, что некто благородный Левион-и-Оранти увез в свое поместье в Алесту некий важный документ, который может скомпрометировать хозяйку письма, пожелавшую остаться неизвестной. Дама слезно молила господина Кота из Римини, прославившегося своей ловкостью, выкрасть сей документ, и обещала щедрое вознаграждение.
- Ну что ж… - Серегил потянулся в кресле, как настоящий кот. – Работа нам знакома, всего и делов – добраться до Алесту. Три дня пути туда, три обратно, день на разведку и ночь на дело. За неделю управимся. Что скажешь?
Алек почувствовал знакомое нетерпеливое возбуждение – эта скрытая от всех часть его новой жизни нравилась ему гораздо больше других. К тому же открывалась возможность повидать новые земли.
- Когда отправляемся? – воскликнул он, вскакивая с постели.
- Дама просит поторопиться, – криво усмехнулся Серегил, любуясь своим подмастерье. – Можешь собирать вещи, мы выезжаем завтра утром.

***
Дорога до области Алесту лежала через горные хребты. Уже к концу первого дня возбуждение Алека сменилось унынием: однообразные серые скалы, продуваемые всеми ветрами ущелья, скудная чахлая растительность – все это действовало угнетающе. Если бы не веселый нрав старшего товарища, Алек завыл бы от тоски. Серегил, предвкушая интересное дело, пребывал в хорошем настроении. Он рассказывал истории про Кота из Римини, декламировал шуточные стихи, явно собственного сочинения, иногда принимался добродушно подшучивать над Алеком, вспоминая, каким наивным он был в их первую встречу. К вечеру Серегил нашел удобную расселину в горе, как показалось Алеку, его друг знал о ней и раньше. «Наверное, останавливался здесь во времена путешествий с Микамом» - подумал юноша, радуясь долгожданному отдыху. Они привязали лошадей снаружи, как сказал Серегил, волков в этих местах можно было не опасаться. Несмотря на ветер, который все же задувал в расселину, в ней удалось развести костер, который худо-бедно согревал воздух вокруг.
Приближение зимы чувствовалось и днем, а в ночное время даже северянину Алеку стало зябко. Он с тревогой посматривал на друга, который всегда плохо переносил холод. Наскоро поужинав, друзья улеглись по обе стороны от костра. Алек завернулся в плащ, отдав свое одеяло товарищу, но после получасовой попытки уснуть под ерзанье и жалобные вздохи Серегила, юноша не выдержал, и перебрался к нему.
- Вдвоем теплее будет, – бесхитростно заявил он, забираясь в кокон из двух одеял, который соорудил для себя ауренфэйе.
Серегил затаил дыхание, ощущая, как гибкое юное тело доверчиво прижалось к нему. В своем стремлении согреть друга, Алек постарался лечь как можно теснее, обняв его обеими руками, совершенно не подозревая, какие чувства будит в старшем товарище. Серегил постарался расслабиться и отвлечься, но в такой тесной близости к объекту своих тайных желаний получалось это плохо.
Воображение то и дело рисовало ему Алека, каким он, бывало, видел его: вот юноша стыдливо отворачивается к стене для того, чтобы переодеться в сухую одежду… вот он погружается по самое горло в горячую ванну, надеясь, что вода скроет его от посторонних взглядов… Перед глазами яркой вспышкой предстала совсем недавняя сцена: обнаженный дрожащий Алек сонно прижимается к нему, утыкаясь губами в шею. Серегил со свистом втянул воздух – тело уже горело, возбуждение разлилось по жилам как доброе вино. Он прислушался к ровному дыханию спящего друга, слегка пошевелился, проверяя, не разбудит ли. Но юноша спал крепко, слегка приоткрыв рот и сохраняя безмятежное выражение лица.
Серегил перевел дыхание и, не в силах больше противиться самому себе, осторожно прикоснулся к золотым локонам Алека. Провел по ним рукой, пропустил между пальцев. Он старался не касаться чувствительной кожи головы, чтобы ненароком не разбудить спящего, но сам снова не смог побороть искушение, и, осторожно приблизив руку к лицу Алека, почти невесомо погладил его по щеке. У Серегила пересохло в горле, он почти не дышал, когда обводил кончиками пальцев линию высоких скул, переносицы, подбородка. Он вдруг осознал, что уже несколько секунд смотрит на розовые приоткрытые губы друга, не в силах отвести взгляд.
«Хорошо же ты меня согрел, тали» - подумал ауренфэйе, криво усмехнувшись. Соблазн был так велик! Серегил не помнил, чтобы ему еще когда-либо приходилось настолько сильно бороться с собой.
«Что дурного случится, если я только прикоснусь? Я только поймаю его дыхание, запомню вкус его губ, их мягкость! Ведь никогда мне не целовать их, никогда не наслаждаться сладостью этого нежного рта, так я хотя бы буду вспоминать это мгновенье, всего одно мгновенье!»
Серегил, как под воздействием магических чар, медленно наклонился и накрыл губы Алека своими. Это мгновение было прекрасно: долгожданный поцелуй опьянял, кружил голову. По телу ауренфэйе прошла дрожь, ему понадобились все силы, чтобы подавить сладострастный стон. Но чтобы оторваться от губ юноши, Серегилу не хватило бы всей магии Третьей Орески!

Глава 2. "Путешествие вдвоем"

Алек проснулся от странного чувства: во всем его теле разливалась приятная истома, кости и суставы слегка ломило, как если бы он спал у камина всю ночь после трудового дня. Ему несомненно снилось что-то приятное, еще минуту назад он даже помнил, что именно, но сейчас осталось только легкое сожаление, что сон закончился. Юноше было тепло и уютно, правда, что-то мешало ему пошевелиться. Открыв глаза, он обнаружил, что его крепко прижимает к себе Серегил: Алек спал на груди у друга, касаясь щекой его обнажившейся во сне ключицы, а ауренфэйе мирно дышал ему в макушку. Им и раньше приходилось спать вместе, деля на двоих скудное тепло, но никогда еще Алек не чувствовал такой двусмысленности в их вынужденной близости. Юноша слишком явно ощущал тепло Серегила, словно между ними не было никакой одежды. Казалось, что Серегил прижимается к нему везде, каждой клеточкой своего тела. Это смущало и непривычно волновало юношу, хоть и не было неприятно. Алек снова вернулся в мыслях к своему сну: что же это было? Почему ему так хочется вспомнить? Он непроизвольно облизал губы и удивленно приподнял бровь: странное ощущение - они словно немного распухли, хоть и не болели. «Я не захворал? Может быть, у меня лихорадка?» - взволнованно подумал юноша. Он чуть пошевелился, пытаясь высвободить одну руку, но добился лишь того, что Серегил еще крепче прижал его к себе. Что-то пробормотав во сне, ауренфэйе слегка коснулся губами лба юноши. От этого мимолетного прикосновения Алека прошиб пот: он вспомнил. Затаив дыхание, юноша медленно заливался румянцем – сомнений больше не было: ему снилось, как его целовал Серегил. Кажется, они вот так же лежали, прижавшись, рядом с костром, и ауренфэйе целовал его – бережно, нежно, страстно, пьяно – как в песнях Арена Виндовера пылкие менестрели целуют своих возлюбленных. Алек перевел дыхание, его сердце колотилось так сильно, словно собиралось выпрыгнуть из груди. Как ему могло присниться такое? Алек закрыл глаза, не в силах противиться воспоминаниям: там – во сне – он не только не смущался и не отталкивал друга, но и отвечал ему, тянулся губами, прижимался всем телом – как прижимается сейчас…
Юноша очень осторожно отдвинулся от груди Серегила, насколько позволяли обнимающие его руки. Мысли в голове скакали и путались, только усиливая растерянность юноши. Что это было за наваждение?? Как ему могло присниться такое?? Ведь они с Серегилом только друзья, можно сказать, что ауренфэйе заменил ему отца, взяв под свое покровительство! «О, Дална - создатель…» Алек поднял глаза на Серегила, спящего с таким невинным и умиротворенным лицом, что юношу обжег стыд. «Что бы он подумал, если бы узнал о таком моем сне? Стал бы доверять мне как прежде? Нам больше не стоит ночевать вместе. Я не хочу потерять его доброе расположение из-за своих непристойных мечтаний». Приняв решение, Алек постарался выбраться из объятий друга, тем самым окончательно его разбудив.
Все утро Серегил исподтишка присматривался к Алеку. Он чувствовал себя виноватым за то, что не смог сдержаться этой ночью. Хвала Иллиору, юноша так крепко спал, что его не разбудили страстные поцелуи и нежные прикосновения, которыми Серегил осыпал его почти до самого рассвета. То и дело ауренфэйе возвращался в мыслях к этой ночи. Воспоминания о мягких губах Алека и о том, каким податливым он был во сне, наполняли Серегила таким счастьем, перед которым отступало даже легкое чувство вины. Алек вел себя как обычно, ничто в его поведении не настораживало влюбленного ауренфэйе, а от припухших потемневших губ юноши было невозможно оторвать глаз.
Вторая ночь застигла их под большим каменным навесом, на площадке, лишь с одной стороны прикрытой от сквозного ветра. Серегил туманно объяснил, что путешествовал этой дорогой давно, поэтому не смог вспомнить места удобнее. О костре здесь нечего было и думать, сон в таком месте казался невозможным. На удивление Алека, Серегил не потерял своего приподнятого настроения. Весь день он развлекал юношу веселыми историями и шутками, Алек давно не видел друга в столь хорошем расположении духа. «Должно быть, он засиделся в городе, и сейчас рад снова оказаться на свободе. Или приближение к цели путешествия оказывает на него такое влияние?» - гадал юноша. Поужинав холодным мясом и хлебом и выпив по нескольку глотков крепкого скаланского вина, друзья стали готовиться к ночлегу. Накануне Алек решил, что под любым предлогом откажется ложиться рядом с Серегилом ради собственного душевного спокойствия и их доверительных дружеских отношений. Но в этом богами забытом месте согреться в одиночку не представлялось возможным. Поэтому, когда Серегил устроил из имеющихся одеял и шерстяных плащей уютное гнездышко и поманил в него своего подмастерье, Алеку ничего не оставалось, как подчиниться. На секунду ему показалось, что руки Серегила дрожат, а в серых глазах сквозит еле скрываемое нетерпение. «С чего бы этому быть?» - отмахнулся от своих подозрений Алек. Они устроились полусидя, Серегил обнял Алека, устроив его голову у себя на плече, выразительно зевнул и поспешно пожелал другу хороших снов. Алек же, напротив, думал, что не заснет. Воспоминание о вчерашнем наваждении вновь вернулось с прежней силой, стоило только Серегилу обнять его, близость их тел рождала волнение и легкую дрожь. Юноша чувствовал биение сердца друга, вдыхал тонкий аромат его кожи, черные мягкие волосы щекотали ему лоб. Алек закрыл глаза, пытаясь отогнать от себя нечестивые мысли.
Прошло какое-то время, юноша начал задремывать в теплых объятьях друга. Внезапно тело Серегила напряглось, он осторожно повернул голову и коснулся губами лба Алека. Прохладные тонкие пальцы нежно погладили юношу по щеке. Алек замер, огромным усилием воли заставил свое дыхание не сбиться, и притворился глубоко спящим, полностью расслабив мышцы лица. Долго ждать не пришлось: юноша услышал судорожный вздох, затем тихий шепот по-ауренфейски, и сразу же губы Серегила так узнаваемо прижались к его собственным. В голове Алека все перемешалось: осознание того, что прошлой ночью это был не сон, что в этот самый момент его лучший друг целует его, как мог бы целовать возлюбленную, что он почему-то не может и не хочет обнаружить себя и прекратить этот поцелуй...
От нежных прикосновений у юноши закружилась голова, тело отозвалось знакомой сладкой истомой, Алеку казалось, что он плавится в руках Серегила подобно воску. Уверенный в том, что его ученик спит, ауренфэйе целовал его губы, проводил по ним языком, шептал в них какие-то нежности на своем языке, опаляя горячим дыханием. Он зарылся одной рукой в волосы Алека, а другой начал поглаживать его шею, плечи и спину. От этих ласковых касаний по телу юноши пробегали мурашки. Самообладание Алека готово было разбиться вдребезги: все труднее становилось изображать спящего, оставаться расслабленным, глубоко и ровно дышать. Если в его голове и возникали мысли о том, зачем Серегил делает это с ним, то они очень скоро растворились в новых для него сильных ощущениях. Поцелуи и ласки Серегила становились все смелее, он почти положил Алека на себя, поглаживая по спине, опуская руки все ниже.
Алеку казалось, что время остановилось: он не знал, прошло ли несколько минут или уже вся ночь? Забыв о той роли, которую он намеревался играть до конца, юноша прижимался к Серегилу, теряясь в его ласках, и непроизвольно тянулся губами за новыми поцелуями, все тело его было натянуто, как струна, и дрожало, дыхание участилось. Серегил щедро дарил то, чего так страстно желал Алек. Увлекшись и забыв про осторожность, он осыпал его лицо горячими поцелуями, гладил его везде, докуда мог дотянуться. Опьяненный желанием, ауренфэйе не придавал значения тому, что юноша в его руках дрожит и выгибается навстречу ласкам, решив, что, как и в прошлую ночь, Алек отвечает ему во сне. В какой-то момент Серегил взял лицо юноши в свои ладони и, затаив дыхание, углубил поцелуй, насколько это позволяли приоткрытые губы Алека. Когда их языки коснулись друг друга, Серегил не смог сдержать стон и – услышал такой же стон в ответ. Озарение пришло, как яркая вспышка: ауренфэйе понял, что его подмастерье и возлюбленный не спит и пылко отвечает на его ласки. «Аура Элустра!... О, Светоносный, сделай так, чтобы это не было сном или наваждением!..» - истово взмолился Серегил, не подавая вида и продолжая жарко целовать своего любимого.
Алек окончательно потерял голову. Когда влажный язык Серегила коснулся его собственного, последние капли самообладания испарились. Он напоминал себе смертельно больного, изнывающего от лихорадки, и только губы и руки Серегила могли облегчить его муки. Не думая больше о приличиях, он бесстыдно льнул к ауренфэйе, ощущая тяжесть в паху, и не испугался, наткнувшись бедром на что-то твердое внизу живота Серегила. Юноша старался прижаться теснее, сжимал плечи друга, упоенно отвечал на поцелуи. Жар нарастал в нем, становился болезненным, и, когда Серегил просунул колено между его ног, он благодарно прильнул к нему. Повинуясь инстинктам и подталкиваемый руками ауренфэйе, он начал тереться о его бедро, все громче постанывая.
Серегил что-то говорил, мешая ауренфейские и скаланские слова, перемежая их поцелуями, умоляя о чем-то, чего Алек не понимал. Юноша ощущал нарастающее возбуждение, все его тело сладко ныло, низ живота сводило судорогой.
Неожиданно, где-то на грани сознания, он услышал настойчивые просьбы:
- Открой глаза, тали! Посмотри на меня!
Распахнув огромные фиолетово-синие глаза, юноша увидел взволнованное, раскрасневшееся лицо друга. Никогда еще Серегил не казался ему столь прекрасным, было нечто колдовское, завораживающее в его красоте.
- Будь со мной сейчас, любимый, – нежно прошептал ауренфэйе и с силой прижал к себе Алека. Сделав еще пару конвульсивных движений, юноша с криком взорвался своим первым оргазмом.
Мир вокруг медленно приобретал знакомые очертания, возвращались звуки и ощущения, а вместе с ними холодный ветер и жгучий стыд. «Что я наделал?? О, Создатель, за что ты лишил меня разума?» - думал Алек, остывая. Он все еще лежал, прижавшись к телу друга, дрожа и не смея поднять глаза. Он не знал, что будет более оскорбительным для Серегила: если он тот час вскочит и убежит, или если будет продолжать липнуть к нему на манер куртизана с улицы Огней. Размышляя таким образом, Алек не сразу понял, что Серегил гладит его по волосам. Ауренфэйе чуть касался его влажных прядей кончиками пальцев, но Алек ощущал, что друг напряжен, как натянутая струна. Не зная, что сказать, что сделать, как загладить свою вину, Серегил дрожащей рукой приподнял лицо Алека за подбородок, и юноша увидел, что в глазах друга стоят слезы:
- Прости меня, тали, – прошептал ауренфэйе. – Прости, что поддался чувствам, что обманул твое доверие! Прежде чем ты решишь, покинуть ли меня или остаться, я хочу, чтобы ты знал: мой порыв был вызван не похотью, а любовью.
Алек вздрогнул и изумленно округлил глаза. Сердце забилось быстрее, но он не смел поверить, что не ослышался.
- Я люблю тебя, Алек, – настойчиво говорил Серегил, в его голосе было отчаяние, словно он ожидал не ответного признания, а смертного приговора. – Клянусь светом Иллиора, я ни к кому еще не испытывал такой сильной любви!
Алек смущенно прикоснулся к щеке друга. Все вдруг встало на свои места, все сомнения и стыд уступили место умиротворению. Он лукаво улыбнулся своим мыслям, затем, услышав последнюю фразу Серегила, сдвинул брови в притворной строгости:
- Ни к кому? Даже к Микаму?
Ауренфэйе оторопело уставился на своего возлюбленного:
- Во имя Билайри, откуда?? – но тут же взял себя в руки и серьезно ответил. – Даже к Микаму.
- Вот и хорошо, – спокойно проговорил Алек, устраиваясь удобнее в объятьях друга, – Значит, меня ты не отдашь ни одной женщине, как отдал его.
Несколько секунд Серегил был неподвижен. Затем, издав громкий вздох облегчения, он так сильно стиснул Алека в объятьях, что у того затрещали кости.
- Я никому не отдам тебя, тали, даже самой смерти.

Глава 3. "Удача в сумерках"

Ночное происшествие довольно сильно повлияло на обоих друзей, но не так, как можно было ожидать. Проснувшись в тесных объятьях Серегила, Алек смутился и поспешил выбраться из них под предлогом неотложных утренних дел. Серегил, памятуя о повышенной стеснительности своего ученика, решил на него не давить и вести себя как обычно, словно ничего не произошло. В результате, оба чуть ли не избегали друг друга, стараясь не смотреть в глаза, не оказываться слишком близко и говорить исключительно о делах. Серегила очень скоро стал безмерно тяготить такой поворот событий: теперь в его душе зарождалось страшное предположение, что ночью Алек просто поддался порыву мимолетной страсти, а теперь жалеет об этом, на самом деле не испытывая к своему учителю и другу никаких особых чувств. В свою очередь Алек начинал думать то же самое: хмурый и отчужденный Серегил так не походил на нежного возлюбленного, шептавшего всю ночь ласковые слова, что юноша, в конце концов, почувствовал себя обманутым. За весь день пути они перебросились лишь парой фраз, а добравшись к ночи до Алесту, нашли недорогую гостиницу, в которой Серегил взял две раздельные комнаты, окончательно укрепив Алека в его худших подозрениях.
Весь следующий день был посвящен подготовке к тому событию, ради которого они проделали столь далекий путь. Время до обеда почти полностью ушло на расспросы, а затем бродячий бард Ролан Силверлиф с подмастерьем наведались во владения благородного Левиона. Хозяина дома не было, зато хозяйка с удовольствием послушала заезжего менестреля, не скрывая своего восхищения его голосом и красивой наружностью.
Затем гостей отвели на кухню для причитающегося им угощения, где Серегил не терял времени даром, ловко окрутив обедавшую тут же горничную госпожи. Алеку только и оставалось, что мрачно наблюдать за мастерским флиртом, сгорая от ревности и зависти. Зато после столь плодотворного посещения поместья благородного Левиона, у двух ловкачей из Римини оказался готов план, как с помощью вышеозначенной горничной выполнить их секретное поручение.
Серегил назначил свидание доверчивой девушке этой ночью, во внутреннем дворике, недалеко от окон спальни благородных господ - чтобы она могла услышать, если леди понадобятся ее услуги. Заодно и Серегил будет в курсе и сможет предупредить Алека, если кто-то из хозяев проснется. Кабинет хозяина дома находился на том же этаже, где и спальни, дальше по коридору. В нем, по их предположениям, нужно было искать в первую очередь. Дождавшись назначенного часа, друзья вновь оказались в поместье благородного Левиона. Алек не обнаруживал своего присутствия, он наблюдал, спрятавшись в тени подсобных помещений, как Серегил изображает нетерпение и радость от встречи с горничной, как он обнимает ее за талию, нашептывая что-то нежное на ушко. Алек чувствовал странную пустоту в сердце, захотелось развернуться и уйти, куда глаза глядят – уйти насовсем, из этого места и из жизни Серегила. Он, конечно, не стал бы так поступать с другом, которому был многим обязан, но настроение его стало хуже некуда. Серегил подал условный сигнал, и Алек с тяжелым сердцем принялся за работу.
Неизвестно, кто кого первым принялся шантажировать своей любовной перепиской, но благородный Левион был не шпионом или заговорщиком, а всего лишь незадачливым любовником предприимчивой дамы, который явно не придавал угрозам возлюбленной должного значения «Или он простофиля, каких свет не видывал», - думал Алек с облегчением, обнаружив двойное дно в письменном столе с первой же попытки. Все дело заняло не больше пятнадцати минут, к тому же Алек торопился, подстегиваемый то и дело возникающими в воображении сценами, в которых Серегил сладострастно целовал пышногрудую девицу.
К удивлению юноши, друг уже поджидал его в условленном месте, держа под уздцы их лошадей. Растерянность и вертящиеся на языке вопросы слишком явно читались в глазах Алека, увидев это, Серегил усмехнулся и прошептал поучительным тоном:
- Для того чтобы вознаградить ожидающую тебя девушку, совершенно не обязательно ложиться с ней в постель. Заманчивые обещания, красивый подарок и почти целомудренный поцелуй иногда тоже могут помочь. Она заинтригована и ожидает, что я приду завтра на более долгое время, но надеюсь, что ты избавил меня от этой необходимости?
Алек почувствовал невероятнее облегчение. Расплываясь в широкой торжествующей улыбке, он показал добытые письма, за что был вознагражден одобрительным взглядом серых глаз и крепким объятием. И хоть оно было больше дружеским, чем нежным, Алек вспыхнул, почувствовав, как между ними словно пробежала горячая искра, вызывая теплую волну во всем теле и румянец на щеках. Вдыхая неповторимый аромат друга, юноша с грустью подумал, что будет очень скучать по тому влюбленному Серегилу, который, как он уже начал думать, всего лишь привиделся ему той ночью. От ауренфэйе, однако, не укрылись ни муки ревности своего подмастерья, ни еле уловимая дрожь, вызванная его объятьем. Серегил воспринял это, как добрый знак, и на его лице заиграла лукавая улыбка.
В обратный путь друзья пустились на рассвете, отдохнув пару часов в гостинице и пополнив там свои запасы продовольствия. Дело было сработано чисто, и Серегил был уверен, что у них нет необходимости удирать со всех ног. Этот день они провели в непринужденных разговорах. Казалось, что их отношения снова возвращаются в привычное русло, исчезла неловкость и настороженность, и даже появилось что-то новое, смысл чего еще пока трудно было объяснить, но оно грело их души и заставляло тянуться друг к другу.
В этот раз Серегил без труда нашел для ночлега очень удобную сухую пещеру, в которой они расположились с относительным комфортом, привязав лошадей снаружи. С первых же минут привала Алеку начало казаться, что поведение старшего друга очень похоже на ухаживание. Пока юноша расседлывал лошадей, Серегил успел развести костер и начать готовить ужин, за едой он галантно угощал Алека лучшими кусками мяса и сыра, активно подливал ему вино, а после трапезы принялся развлекать своего подмастерье самыми красивыми балладами, которые только были в его репертуаре. Алек немного разомлел от тепла и вина, но все же не настолько, чтобы не видеть, что происходит. Манеры Серегила, а также романтическое и подчас слишком откровенное содержание некоторых баллад наводило его на мысли о тонком завуалированном соблазнении. Догадки юноши еще более окрепли, когда Серегил, ничего не говоря, начал устраивать вблизи костра постель – одну на двоих. Алек поймал себя на мысли, что, наверное, он должен отказаться – в этот раз в пещере достаточно тепло, и нет необходимости ложиться вместе…но он смолчал. Он чувствовал одновременно и смущение, и тревогу, и предвкушение. Воспоминания о жарких поцелуях вскружили юноше голову и окрасили щеки в розовый цвет.
Закончив с приготовлениями, Серегил повернулся в сторону друга. Алек сейчас как никогда походил на испуганного олененка, он замер в своем углу, следя за Серегилом расширившимися от волнения глазами, и словно решал – стоит ли ему доверять. Ауренфэйе нежно улыбнулся, подошел к юноше и протянул ему свою руку. Было что-то торжественное и гармоничное во всех его действиях – Алек невольно сравнивал их с магическим ритуалом или прекрасным танцем, его это завораживало и притягивало. Юноша вложил свою ладонь в протянутую ладонь Серегила и почувствовал, как у него пересохло в горле от волнения. Ауренфэйе легко поднял Алека на ноги, затем слегка сжал его пальцы и поднес их к своим губам. Они не проронили ни слова. Где-то завывал ветер, потрескивал костер в пещере – все эти звуки словно перестали существовать для двоих влюбленных. Алек увидел в глазах Серегила надежду и такую теплоту, от которой у него сладко заныло сердце. Чем дольше он смотрел, тем меньше испытывал сомнений. Видимо, это отразилось в его взгляде, потому что Серегил вдруг улыбнулся и привлек юношу к своей груди, затем приподнял его лицо за подбородок и с нежностью припал поцелуем к его губам. Алек закрыл глаза, доверчиво прижавшись к другу, наслаждаясь близостью. Он чувствовал умиротворение, счастье, невероятную нежность, и хотел бы, чтобы этот поцелуй не заканчивался. Но Серегил мягко отстранился, погладил его пальцами по щеке и увлек на ложе из одеял.
Алек предпочел бы, чтобы в пещере было не так светло, когда Серегил прижался к нему всем телом и начал целовать его лицо и шею, поглаживая по спине и бедрам. Но ловкие пальцы ауренфэйе действовали так проворно, а поцелуи так искусно затуманивали разум, что Алек не успел и заметить, когда и как оказался полностью раздетым. Ощутив ладонь Серегила на своей обнаженной коже, Алек открыл глаза и залился краской. Поймав смущенный взгляд юноши, ауренфэйе быстро разделся сам и поспешил отвлечь друга от неуместной сейчас скромности нежными словами и прикосновениями. По спине Алека прошла горячая волна дрожи, умелые ласки волновали его и заставляли сильнее прижиматься к лежащему рядом мужчине. Увидев умоляющие глаза возлюбленного, Серегил понял, что медлить не стоит. «У нас еще будет время, тали, я научу тебя предаваться ласкам ночи напролет» - подумал ауренфэйе с улыбкой. Его поцелуи стали более страстными, а прикосновения более откровенными… Для Алека вся реальность этого мира осталась где-то за гранью сознания, все сейчас отошло на второй план, перестало иметь значение – кроме губ и рук Серегила. Каждое прикосновение пробуждало в юноше все больше новых ощущений, его тело ломило от нарастающего жара, дыхание стало хриплым. Казалось, что его тело само знает, что делать: он прогибался, уступая руке Серегила на своей спине, откидывал назад голову, подставляя шею его губам, раздвигал ноги, ощущая прикосновение прохладной ладони к внутренней стороне бедра. Неожиданно Серегил повернул юношу на бок, так что сам оказался у него за спиной. Алек беспокойно завертел головой в поисках нежных губ возлюбленного, как вдруг замер и тихо вскрикнул, ощутив прикосновение влажного пальца к местечку между его ягодиц.
- Доверься мне, тали, просто доверяй мне, прошу, – жарко зашептал ему в ухо ауренфэйе. – Расслабься, я постараюсь не причинить тебе боль.
«Постараюсь» не очень-то обнадеживало, но Алек привык доверять Серегилу даже свою жизнь, разве мог он оскорбить его недоверием в такой момент? Ощущения были странными, наверное, они могли бы напугать юношу, но не теперь, когда его тело горело от возбуждения и жаждало чего-то большего, разогретое умелыми ласками. Серегил продолжал осыпать плечи и спину Алека горячими поцелуями, поглаживая пальцами колечко испуганно сжавшихся мышц, пока они не расслабились, облегчая первое проникновение. Ауренфэйе старался быть терпеливым и нежным. Тело Алека, опьяненного новыми для него ощущениями, почти не оказывало сопротивления, когда Серегил осторожно ласкал нежное девственное местечко одним, а затем двумя пальцами. Алек постанывал и старался придвинуться ближе, он вел себя настолько естественно и открыто, что Серегилу стоило огромного труда сдерживать собственное возбуждение. «Ах, каким прекрасным любовником ты будешь, тали … Как многому я научу тебя, как много ночей нам предстоит провести вдвоем!» - в упоении думал ауренфэйе, лаская изнемогающего от желания юношу. Алек ощущал движение внутри себя, но вместо страха испытывал невероятное наслаждение. Как будто со стороны слышал он свои стоны и нежный шепот Серегила, все расплывалось перед глазами. Алек не замечал, что движется навстречу ласкающим его пальцам друга, что шепчет пересохшими губами его имя, умоляя его о чем-то, о чем сам не имеет понятия.
Тягучая боль ворвалась в сознание юноши, но не успел он испугаться, как новые жаркие, сводящие с ума поцелуи и ласки, накрыли его с головой. Боль и наслаждение сменяли друг друга, заставляя Алека метаться и стонать, пока не смешались в одно невероятно сильное и прекрасное чувство, которое заполнило каждую клеточку его тела. Алек совершенно растворился в этом новом для себя состоянии, потеряв всякое понятие о реальности и времени. И в тот миг, когда чувственное удовольствие достигло своего пика, Алек ощутил, как Серегил с криком прижался к нему, и сам выкрикнул имя возлюбленного, почти теряя сознание.
Серегил смотрел на затухающий костер и тихо пел на ауренфэйском. Уже очень давно он не чувствовал себя настолько умиротворенным и счастливым, возможно, с самой юности в благословенном Ауренене. Он пел баллады о вечной любви и пылкой страсти, о талимениосе, который – он знал – начинает возникать между ним и мирно спящим у него на руке золотоволосым юношей.
- О, Аура Элустри, чипта! – шептал Серегил уже в сотый раз за эту ночь, тихонько лаская спящего со счастливым выражением лица Алека. Юноша так и уснул, обнаженный, прижимаясь спиной к груди возлюбленного и стискивая во сне его пальцы. Перебирая светлые локоны любимого, и глядя, как занимается рассвет, Серегил мечтал об их счастливом будущем – вдвоем, и думал, что наконец-то перестанет чувствовать себя одиноким.

Глава 4. "Счастливы вместе"

Алек проснулся от тихого голоса мурлыкающего себе под нос ауренфэйе. Серегил увлеченно возился с завтраком и, казалось, не замечал ничего вокруг. Решив еще понежиться под одеялами, и не обнаруживать свое пробуждение раньше времени, Алек поймал себя на мысли, что исподтишка рассматривает друга. С того места, где они с Серегилом провели ночь, был хорошо виден точеный профиль, прямой нос, красивый изгиб губ ауренфэйе. Алек вспыхнул, переведя взгляд на плечи друга, по которым рассыпались черные локоны, на его гибкий стан. Юноша никогда еще не рассматривал старшего товарища столь откровенно, сейчас же он не мог не думать о том, как красив Серегил. Словно проведенная вместе ночь заставила Алека смотреть на своего возлюбленного другими глазами. «Или же я был слеп все это время» - подумал он, искренне восхищаясь эффектной красотой ауренфэйе.
Подобные мысли не замедлили пробудить в Алеке воспоминания о том необыкновенном, что случилось этой ночью между ними. Юноша ощутил одновременно и стыд и приятное томление во всем теле: казалось, в нем боролись теперь два человека. Прежний Алек из Керри – благочестивый последователь Далны – не мог без смущения даже думать о том, что произошло, не представлял, как сможет теперь смотреть в глаза другу. Но совершенно новый Алек – подмастерье и возлюбленный знаменитого Кота из Римини – чувствовал блаженство, разливающееся по всему телу, у него кружилась голова и горели щеки, а губы против воли расплывались в счастливой улыбке.
- Доброе утро, тали, – нежно проговорил, почти пропел, Серегил. Он подсел на их с Алеком ложе и ласковым жестом убрал с щеки юноши золотую прядь.
Алек, все еще во власти своих новых мыслей и чувств, блаженно прильнул к ладони друга, закрыв глаза, как доверчивый котенок. Затем, испугавшись своего порыва, отпрянул и с пунцовыми щеками зарылся лицом в подушку. Серегил мягко рассмеялся и прилег рядом, привлекая своего смущенного тали к груди. Он чувствовал ласкающие взгляды Алека, пока возился с костром, успел увидеть восхищение и отголоски ночной страсти в голубых глазах юноши. Серегилу очень хотелось успокоить его и помочь справиться со смущением. Приподняв лицо Алека за подбородок, он нежно коснулся его губ и снова прошептал:
- Доброе утро…
- И тебе…доброе, – пролепетал вконец смущенный юноша, вспомнив о приличиях. Близость Серегила, казалось, лишала его разума. Он растворялся в руках друга, мог думать только о его горячем сильном теле, к которому так хотелось прижиматься все теснее, о нежных и умелых губах, которые…снова так близко…
Видя, как Алек закрывает глаза и непроизвольно тянется за поцелуем, Серегил подумал, что нужно срочно выбираться из постели, пока он еще может владеть собой. Иначе их отъезд затянется на неопределенный срок, да и Алеку после его самого первого раза требовался определенный покой. Погладив любимого по щеке, ауренфэйе слегка отодвинулся от него и лукаво произнес:
- Боюсь, что мой завтрак сгорит прежде, чем мы сможем оторваться друг от друга. Готов поспорить, ты чертовски голоден!
Алек не смог скрыть разочарование, но был вынужден признать правоту друга. У него в животе, и правда, забурчало от ароматного запаха жарящихся на огне тонких кусков мяса. Благодарно улыбнувшись Серегилу, юноша выскользнул из теплого кокона одеял и зимних плащей.
Алек старался не обращать внимание на определенный дискомфорт в своем теле – последствие страстной ночи – но, покончив с завтраком, он к ужасу своему понял, что провести весь день в седле не сможет. Серегил изо всех сил старался показать, как он раскаивается и винит себя в случившемся, но смущенному от всего этого Алеку то и дело казалось, что серые глаза ауренфэйе радостно вспыхивают от сладких воспоминаний. Если Серегил и жалел о чем-то, так это о том, что первая их ночь любви прошла в таком неподобающем месте.
- Я хотел любить тебя на пышном ковре у жаркого камина, или на шелковых простынях и мягких шкурах, – шептал он Алеку, пьянеющему от этих признаний и от горячего дыхания у своего уха. – Прости меня, тали, за мою поспешность.
Алек прекрасно понимал, что его вины в случившемся не меньше, но он испытывал слишком сильную неловкость от того, что теперь из-за него им придется провести еще сутки в скалах Алесту. Поэтому он лишь вздыхал и прятал лицо на груди своего возлюбленного.
Казалось, сегодня ничто не может испортить настроение Серегилу. Легко смирившись с тем, что их путешествие затягивается еще на один день, ауренфэйе постарался превратить его в настоящий беззаботный день отдыха для своего подмастерье. Накормив Алека завтраком, он развлекал его интересными историями, затем они вместе собирали хворост, обдирая редкие кустарники, растущие между камней, а после скромного обеда, сидя бок о бок и подкидывая в костер сухие веточки, друзья разучивали баллады на ауренфэйском. Алек чувствовал себя совершенно счастливым и впервые – любимым. Это было волшебно: ловить на себе восхищенные и манящие взгляды, вспыхивать от случайной близости, не отнимать сразу руку, которую словно невзначай накрыла теплая ладонь друга. Воспоминания и впечатления прошедшей ночи витали над ними, смешиваясь с дымом от костра, невольно заставляли вновь возвращаться мыслями к тому наслаждению, которое они испытали ночью. Алек чувствовал, как бьется быстрее его сердце, стоит ему только подумать о ласковых объятьях Серегила; ощущая жар пылающих щек, юноша ловил себя на мыслях о том, что испытываемый им сегодня физический дискомфорт не такая уж большая цена за ночные удовольствия.
Тем не менее, и эта и все последующие ночи до возвращения в Римини были наполнены только нежностью. Серегил старался не заходить дальше поцелуев, нашептывая сгорающему от желания Алеку такие обещания, от которых тот становился пунцовым и потом до утра ворочался без сна на жестких камнях.
За все эти дни путешествия в Алесту Алек так привык к тому, что они с Серегилом только вдвоем, что не знал – радоваться или огорчаться их возвращению на улицу Колеса. Он был уверен, что в доме, полном проницательных слуг, им придется тщательно скрывать возникшую между ними особую близость. Юноша с грустью думал, что им останется меньше времени на нежность.
Рансер встретил благородных хозяев с достоинством хорошо вышколенного дворецкого, тут же отдал распоряжения готовить ужин и растопить камины в комнатах господ. Дом оживился, наполнился топотом снующих вокруг слуг. Серегил старался не проявлять к Алеку особого отношения на людях, щадя его стеснительность, хотя сам он никогда не скрывал своих привязанностей. Но, выслушивая отчет Рансера обо всех полученных за это время приглашениях и письмах, Серегил то и дело бросал на своего юного друга такие жаркие взгляды, от которых по спине юноши ползли мурашки, и тогда Алеку казалось, что это замечают все вокруг.
Друзья поднялись в комнату Серегила, по пути обсуждая накопившиеся за их отсутствия дела. В числе прочих, они получили приглашение в Уортермид – Микам Кавиш с семьей ждал их через неделю на дне рождения младшей дочери Иллии. Алек испытал радостное возбуждение от мысли, что снова окажется в этом уютном поместье, среди близких людей, которые успели стать для него настоящей семьей. С заблестевшими глазами, забыв про усталость после долгого путешествия, он принялся обсуждать, что можно приготовить в качестве подарка для их общей любимицы. Серегил, слушавший его с тонкой улыбкой, закрыл дверь в комнату и тут же привлек юношу к себе, прерывая его радостные речи нетерпеливым поцелуем.
За дверью сновали слуги, дом гудел, как разбуженный улей, и Алеку казалось, что все вокруг знают, чем они с Серегилом сейчас занимаются. Однако страсть и давно сдерживаемое желание передались ему, и, обхватив ауренфэйе за шею, Алек ответил на поцелуй, вскоре забыв обо всем на свете. Даже не сняв дорожную одежду, они повалились на кровать. Руки Серегила обжигали сквозь ткань рубахи, заставляя Алека выгибаться и дрожать. Он с трудом сдерживал стоны, чувствуя горячие губы возлюбленного на своей шее. Серегил необычайно быстро и ловко освободил их обоих от одежды, покрывая поцелуями каждый открывающийся участок тела Алека. Юноша покраснел и охнул, ощутив прикосновение влажного языка к своему твердому соску, сразу припомнив многое из жарких обещаний ауренфэйе. Но сейчас Серегил был нетерпелив, его ласки подчиняли, не давали опомниться, кружили голову, как крепкое неразбавленное вино. Алек и думать забыл про стыд, возбуждение овладело им, заставляя покорно подставлять тело даже самым откровенным ласкам. Оказавшись перевернутым на живот и почувствовав прохладный и влажный от масла палец между своих ягодиц, Алек подтянул к себе подушку и впился в нее зубами, чтобы хоть как-то заглушить рвущиеся с губ стоны.
Глухой вскрик – и успокаивающий шепот. Серегил начинает двигаться осторожно, давая Алеку привыкнуть, расслабиться, он поддерживает юношу под живот, поглаживая его спину второй рукой, не выдерживая, наклоняется, чтобы поцеловать покрытые капельками пота плечи. Алек чувствует тяжесть Серегила на своем теле, его жаркие толчки внутри – с каждым из них утихает боль и растет наслаждение…
Когда все закончилось, они лежали рядом и тихо смеялись над шутками Серегила. Щеки Алека полыхали алым, но на губах играла довольная улыбка.
- Клянусь Четверкой, я не смогу достойно насладиться ужином, пока не приму ванну! – воскликнул, наконец, Серегил. Встав с кровати и кое-как обернувшись простыней, он задернул полог кровати, скрыв смущенного возлюбленного от любопытных глаз, и позвал слуг, чтобы сделать соответствующие распоряжения.

Неделя прошла в повседневных делах и приготовлениях к празднику. Друзья посетили Нисандера, который был, как всегда, рад им, и помог приготовить особый подарок для Иллии. Старый маг был немного удивлен, когда на вопрос о том, не снились ли Алеку больше дурные сны, юноша покраснел до корней волос и не сразу нашелся с ответом. Серегил пришел на выручку, пряча лукавую улыбку:
- По правде говоря, мы мало спали в последнее время. Накопилось столько дел, знаешь ли. Услуги Кота из Римини становятся все более востребованы. Но ничего стоящего, так, мелкие интриги скучающих любовников.
Нисандер сделал вид, что принял объяснения, но попросил Серегила задержаться, когда они с Алеком собрались уходить.
- Я вижу, ты нашел выход, как избавить его от снов. Но, Серегил, этот мальчик так раним…
Глаза ауренфэйе потемнели от гнева:
- Как ты мог подумать? Я люблю его! Люблю всем сердцем!
Маг несколько секунд строго смотрел в одухотворенное новым чувством лицо ученика. Затем его взгляд смягчился.
- Береги его. Он еще не скоро научится понимать все тонкости твоей сложной и противоречивой натуры. Старайся не причинить ему боль, я предчувствую, что немало испытаний ждет его впереди.
Алек ожидал друга на свежем воздухе, встретив его вопросительным взглядом. Но Серегил лишь крепко обнял юношу за плечи, постаравшись скрыть внезапную грусть за веселой шуткой.
В Уортемид друзья отправились загодя, на случай, если хозяевам понадобится их помощь в приготовлении праздника. Всю дорогу Алек не скрывал радостного нетерпения, мечтая увидеть Микама и Беку, обнять Кари, Элсбет и Иллию. Но чем ближе они были к поместью, тем сильнее радость сменялась неловкостью и тревогой. Как сможет он предстать перед этими самыми близкими для него людьми в своем новом качестве – возлюбленным Серегила? Как это воспримут они, знающие его друга не один десяток лет, любящие его, каждый по-своему? Какими глазами посмотрит на него Микам – который сам чуть не стал возлюбленным Серегила тридцать лет назад? Что скажет Бека, которой он всего пару месяцев назад клялся, что любит Серегила только как друга?
Ауренфэйе заметил, что с его юным подмастерье творится неладное: он хмурил брови и кусал нижнюю губу, а Заплатка еле плелась, отставая от кобылы Серегила на несколько шагов.
- Что случилось, тали, что тебя беспокоит? – наконец решился заговорить ауренфэйе, когда уже стал заметен дым от очага в Уортемиде.
Алек поднял на друга полные отчаяния глаза:
- Понимаешь, я…они же не знают о нас, Микам и все…как я смогу?
Серегил почувствовал холодный укол в самое сердце, мысль, что Алек может стыдиться их отношений, заставила его покачнуться в седле. На секунду прикрыв глаза, чтобы собраться с силами, ауренфэйе ответил юноше с ласковой улыбкой:
- Я понимаю. Я не потревожу тебя, тали, не волнуйся. «Тебе не придется стыдиться меня перед нашими друзьями, я обещаю».
Крепко сжав руку Алека, Серегил быстро отвернулся и пустил лошадь в галоп. С тяжелым сердцем юноша пришпорил Заплатку и поскакал следом, испытывая вместо желанного облегчения угрызения совести и тоску.
Так они и въехали во двор, под оглушительный лай собак и радостные приветствия слуг и домочадцев Микама.
Вечером, сидя после ужина в гостиной и слушая немного грустное пение Серегила, Кари прошептала на ухо мужу:
- Что-то не так с этими двоими. Ты бы поговорил с Серегилом, что он опять натворил такого, что на мальчике лица нет?
- Скорее, Алек отличился на этот раз, - буркнул в ответ Микам, сам весь день тревожно поглядывающий на друзей. - Посмотри, какой у него виноватый вид – чуть только не заплачет сейчас. Может, в делах что-то не ладится у них, может, оплошал парень в чем-то?
- Много ты понимаешь, – Кари ласково дернула мужа за рыжий вихор. – Посмотри на Серегила, ведь он влюблен! Неужели Алек его отверг? Отверг и сожалеет о потерянной дружбе…
Микам выразительно фыркнул, показывая свое презрение к извечным женским выдумкам, но стал наблюдать за другом еще пристальнее, все больше хмурясь.
Супруги уже не удивились, когда Алек отправился ночевать в покои для гостей один, а Серегил, криво ухмыляясь, заявил, что на него напала меланхолия и он собирается всю ночь сочинять баллады на душистом сеновале, глядя на звезды.
Алеку не спалось. Последние дни он засыпал под утро, утомленный и счастливый, в объятьях ауренфэйе. Пустая холодная постель показалась ему огромной, как его одиночество. Промаявшись без сна и ощущая тяжкий груз вины, который давил на его сердце весь этот день, а сейчас стал особенно невыносимым, Алек не выдержал, оделся и выскользнул из притихшего дома на свежий воздух.
Прохладный ветер заставил юношу плотнее запахнуть плащ и искать укрытие под навесом. Но, подойдя к массивной калитке, закрывающей вход в загон для лошадей, Алек остановился как вкопанный, прижавшись к стене. Чарующие звуки арфы терялись в завывании ветра, но от того делались еще волшебнее. Прислушавшись получше, Алек различил и голос – наполненный грустью голос Серегила:

Моя любовь, прекрасна ты,
В мечтах меня уносишь вновь
В ночную высь…
Твои глаза, как две звезды,
Что для меня, что только для меня
Зажглись…
Как хочу я ветром стать, чтоб коснуться губ твоих,
Нежным дыханьем объять…
Твои уста, как сладкий сон,
В котором ты, тали, в котором ты в меня
Влюблен…

Соленая капля скатилась по щеке Алека и впиталась в грубое дерево. Судорожно вздохнув, юноша решительно толкнул калитку. Серегил поднял удивленный взгляд, но не успел ничего сказать: Алек бросился к нему на грудь, сжав так крепко, что у ауренфэйе перехватило дыхание.
- Прости меня! Прости, прости меня! Прошу, не прогоняй, позволь быть с тобой, тали…
Серегил вздрогнул от впервые произнесенного Алеком заветного слова. Сердце замерло, а затем забилось быстро у самого горла, не давая возможности говорить. Алек сам потянулся к губам ауренфэйе и стал целовать их, неумело, несмело, перемежая всхлипами и просьбами о прощении. Серегил потянул его за собой, и они опрокинулись на душистое сено, покрытое грубым холстом. Они снова до рассвета любили друг друга, пьянея от ласк и заглушая поцелуями вскрики. Отдыхая от одних любовных игр, и набираясь сил для следующих, двое влюбленных прижимались друг к другу, вдыхая пряный аромат сена и слушая мирное фырканье лошадей…
- Дядюшка Серегил! Алек! Ну где же вы? – в голосе пятилетней именинницы уже слышна обида и подступающие слезы.
- Если будем лежать очень тихо, нас не найдут, – шепчет Серегил между нежными поцелуями. Но Алек неожиданно улыбается и встряхивает головой, отгоняя щекочущую травинку:
- Не стоит расстраивать «принцессу» в день ее рождения.
Он приподнимается на локтях и звонко кричит:
- Иллия, мы здесь!
Калитка поддается не сразу, затем девчушка с визгом бросается прямо в объятья смеющихся «дядюшек».
- Я тебя искала, но твоя комната пустая! – выговаривает она Алеку с напускной обидой.
– Ты замерз спать один?
- Да, я замерз, а Серегил любезно согласился меня согреть, – серьезно объясняет Алек, все же слегка покраснев.
- Только давайте без подробностей, она еще слишком мала! – гремит от калитки Микам, глаза которого искрятся весельем. Одного взгляда на эту полуодетую парочку с сухими травинками в растрепанных волосах и не выспавшимися физиономиями было достаточно, чтобы понять: они счастливы. И больше не будет грустных глаз и отчуждения, и им с Карин можно вздохнуть спокойно и позаботиться о себе самих.