Простите, маэстро, я пьян и слегка фамильярен, И музой замурзан. Давайте сыграем луной на полночном бильярде, Эй, звезды! По лузам!
Название: Метка Ворона (Raven's Cut)
Автор: Линн Флевелинг
Перевод: Shadi
Bстория, рассказанная Скатом и случившаяся после смерти Тима
читать дальше
На горизонте за широкой заводью последние лучи заката сияли пурпурным светом. Огоньки Куимира, перемигивающиеся на далеком побережье, походили на облако светлячков, затерянное в бескрайней пустыне Зенгата.
В этом ласковом угасающем свете молодых загорелых мужчин, развалившихся у костра, разведенного в защищающем круге дюн, можно было принять за группу сыновей купцов, отправившихся на природу, чтобы покурить киф и, вдали от жара города, рассказывать друг другу истории. Ими и были все, за исключением светлокожего скаланца, на которого было обращено их внимание. Сегодня была его очередь развлекать компанию.
"Лучший наёмный убийца, которого я знал?"
Четырнадцать пар темных глаз следили за молодым чужеземцем, который называл себя Мижаром – на их языке это означало «чужак». Нахмурив выгоревшие на солнце брови, Мижар подбросил в огонь хвороста и откинулся на бревно, на которое опирался спиной.
"Не уверен, что хочу говорить об этом."
"Давай, Мижар!" – настаивали его компаньоны, предложив ему бокал вина и закопченную трубку кифа. Какой рассказчик не хочет, чтобы его упрашивали?
Он, новый член их Гильдии, был довольно посредственным убийцей. Он был тих и быстр, ловок, как мирка, когда надо было забраться в чей-то дом, но никогда не убивал женщин и детей, сколько бы денег ему за это не предложили, и отказывался использовать яды, убивавшие медленно и заставляющие жертву корчиться в агонии, а свидетелей их смерти трепетать от страха. Это его истории о далеких землях, в которых он побывал, помогли ему расположить других к себе спустя всего пару месяцев после его прибытия в Куимир. Его сильный акцент и голос, мелодичный, как голос священника, его вытянутое, простое лицо, которое становилось мудрым и невинным, как лицо ребенка, когда он рассказывал свои истории. Кто знал, говорил ли он правду? Это не имело значения. Он был мастерским рассказчиком.
Мижар затянулся, и его странные голубые глаза заблестели. Мгновение он, казалось, прислушивался к чему-то – возможно, к шуму волн или отдаленному звону бычьих колокольчиков.
"Лучший убийца? - повторил он и вздохнул. - Полагаю, лучшим, кого я знал, был Ворон, с которым я познакомился ещё в Римини, городе, в котором я был рождён".
"Он назвал себя именем животного?" – спросил молодой Тахан, подавшийся вперед, к свету костра, и весь обратившийся во внимание.
"В Скале многие так делают: Фаррен Рыба, Уилл Угорь, Кот из Римини. Когда я был вором, меня звали Скат Мышь**. Такая была мода."
"Эти имена что-то символизируют?" – спросил бородатый Загхар, самый старший из собравшихся.
Поморщившись, чужеземец сделал ещё одну затяжку.
"Да, в его случае.
Прекрасный Римини сверкает, словно волшебный мираж на блестящих скалах, но для нас, рожденных в нижнем городе у порта, жизнь была тяжелой, короткой и омерзительной.
Я был нежеланным ребенком шлюхи, брошенным в таком юном возрасте, что едва мог припомнить имя своей матери, чтобы проклинать её. Единственным, на кого я мог более-менее положиться, был вор по имени Тим. Он был подлым ублюдком, но платил, сколько обещал. Тим был одним из лучших, но и его убили - столкнули с крыши во время работы.
Мне было около одиннадцати, когда он умер, но к тому моменту я уже мог постоять за себя. Меня били, насиловали, осмеивали, мне приходилось голодать не раз и не два, но всё же каждое утро я просыпался.
Скала тогда снова вступила в войну с Пленимаром – я хорошо это помню, потому что вокруг было множество пьяных солдат. Я подрос, стал сильнее и начал думать, что жизни есть что предложить парню вроде меня, надо было только понять что именно. Я не думал, что этим чем-то станет Гильдия наёмных убийц. Они нашли меня – так это работает в Римини. Нельзя просто зайти в таверну и сказать: «Запишите меня». Они следят за тобой и принимают своё собственное решение.
Я никогда не собирался становиться убийцей. Я избегал драк, когда мог, и не собирался никого убивать до той туманной весенней ночи, когда один пьяный дворянин затащил меня в аллею, собираясь быстро сыграть в туда-сюда. Я попытался вырваться, и он начал отвешивать мне пощечины, достаточно сильные для того, чтобы зазвенело в ушах. Если бы мерзавец ударил меня нормально, я бы, пожалуй, ответил ему тем же, но когда тебя шлепают, как какую-то дешевую шлюху, прижатую к стене… не знаю. Я сорвался. Вытащил нож и сыграл в свои собственные туда-сюда.*** После я искупался в заводи, чтобы смыть кровь, но почувствовал себя чистым и свободным задолго до того, как оказался в воде.
Двумя днями спустя малец примерно моего возраста попытался избавить меня от только срезанного толстого кошелька, и я, не задумываясь, снова обнажил сталь. Он был слишком быстр и умен, чтобы я мог его убить, но мне удалось порезать ему руку, прежде чем он смог убежать. Я смеялся как ненормальный, когда всё закончилось. Едва ли это можно назвать победой, но эта драка помогла мне поверить в собственные силы.
Этой же ночью незнакомец в одеждах джентльмена и с улыбкой висельника предложил мне «присоединиться к хору», как он выразился. Я сразу же принял его предложение.
У Гильдии наёмных убийц Римини есть здание, затерянное в квартале бедняков. Снаружи оно похоже на обветшалый дом, который давно пора сжечь, но внутри него - чистые маленькие комнатки, предоставляющие убежище всем в нём нуждающимся, и большИе комнаты с приличной мебелью и восковыми свечками.
Заведением заправлял мужчина с железной хваткой, которого мы называли Мастер, и он делал это хорошо. Гильдия была маленькой – не больше пятнадцати человек одновременно, - и он следил за тем, чтобы мы знали своё дело: были быстры, бесшумны и невидимы. Мы были лучшими и пользовались спросом. Нас приглашали работать во все крупные города Скалы и Майсены, даже Пленимара, когда мы с ним не воевали. Работы было много, все постоянно были в движении, и в городе никто о нас не знал.
Первые несколько лет, которые я провел с ними, были лучшими в моей жизни. Впервые мне было что есть каждый день, где спать ночью и компаньоны, которые не распускали рук. Даже за маловажные задания платили золотом, и мне почти не приходилось убивать. Я стоял на стрёме, шарил по карманам, обводил вокруг пальца. Уроки Тима помогали.
Я был самым молодым в доме, и они сделали из меня что-то вроде домашнего зверька, особенно в этом преуспел Мастер. Он одевал меня словно джентльменского сына и брал с собой в игорные дома.”
Мижар сделал паузу, оглядел свою аудиторию, окутанную дрожащим голубоватым дымом кифа.
"Если я кого и любил за всю свою жизнь, то Мастера. Он научил меня всему: как убивать тихо и быстро ножом, удавкой, ядом, руками... он был мне как настоящий отец. Яйца Билайри, если бы он попросил, я бы прошёл ради него по горячим углям. Но он бы не попросил, только не он. Я даже ни разу не видел, чтобы он злился.
Так прошло больше года. Дела в Римини обстояли вовсе не так, как здесь, с вашими главами клана, куртизанками и подлыми лордиками, убивающими друг друга просто ради забава или из злобы. Нет, Скала – цивилизованная страна, а Римини – самый цивилизованный город, который мне доводилось видеть. Поэтому работы было не так много, но когда мы убивали кого-нибудь, это что-то да значило! Ты мог гордиться, даже если убил не ты сам.
Время от времени мы теряли людей, чего стоило ожидать, учитывая специфику нашей работы. Одной летней ночью Мастер сказал, что нам надо бы начать поиски новых рекрутов. Мне ужасно хотелось найти ему лучшего из всех возможных. Что-то вроде благодарности за его хорошее отношение.
То лето было очень жаркое, одуряюще жаркое. В такую погоду нервы напряжены и убийств происходит больше, чем обычно. Было не так уж сложно стать свидетелем парочки, тем более что мы знали, где искать.
Я сражу же отмел обычных драчунов и обманутых любовников. Любой может убить, если его разозлить как следует. Нет, мне нужен был кто-то со светлой головой и со страстью к убийствам. Вскоре до меня дошли слухи как раз о таком убийце. Никто не видел этого парня, но поговаривали, что он оставлял на жертвах какой-то особый знак, на каждой из них. Жертвы появлялись каждые пару дней, с регулярность тележки мясника.
Я продолжил свои поиски в домах мертвецов и вскоре узнал, что Гильдия Мусорщиков свозила в них тела мужчин с разрезами определенной длины и формы чуть пониже грудины, хотя жертвы определенно были задушены. Они не были ограблены, только убиты, порезаны и оставлены. Тела находили в самых мерзких районах порта, и когда я начал своё расследование, уже было найдено больше дюжины. Пожалуй, жертв было слишком много для одного убийцы, да и труды не приносили никакой прибыли. Многие считали, что это работа некромантов, но надрезы на телах не были какими-то особенными, а представляли собой обычный неглубокий разрез".
"Это и был твой Ворон?" – нетерпеливо перебил его Тахан.
Мижар кивнул. "Да, это и был мой Ворон”.
“Спустя три недели поисков я наконец-то нашёл его. Я стал свидетелем, должно быть, дюжины убийств, и одним днем, перед самым рассветом, набрел на тёмную фигуру, склонившуюся над стражником из Городского Дозора. Он еще не был мертв – я слышал, как он пыхтел, - но мой убийца уже разорвал его тунику и делал свой коронный надрез. Он склонился к его груди, и, как мне показалось, что-то шептал умирающему стражнику.
Внезапно он обернулся и уставился прямо на меня, стоящего в начале улицы. У него на лице были капли крови, и он всё ещё держал в руке нож, но вовсе не казался взволнованным из-за того, что его застукали. Он подмигнул мне и отвлекся, чтобы срезать локон волос умершего. Занимаясь этим, он крикнул мне: "Выходи, дружище, покажись! Время встретиться, согласен? Ведь ты потратил столько сил, чтобы найти меня".
"Да, я его нашел," - подумал я, выйдя из тени, но держась вне пределах его досягаемости, ведь я не знал его намерений.
"Мальчик! Какой милый мальчик!" - воскликнул он самым приятным голосом, который мне доводилось слышать. Стало ясно, что он иностранец, хотя говорил он очень хорошо. По покрою его плаща и ботинкам я догадался, что он был купцом, или пытался выдать себя за него. Тогда я не мог по его акценту определить, откуда он, но теперь я знаю, что он был с севера Пленимара. Как он смог попасть в Римини в те дни, узнать мне так и не довелось. Возможно, ему это удалось, потому что он выглядел очень обычно, - парень, на которого и не посмотришь второй раз: простой, как банка, с мягкими манерами, очень тихий. Вы никогда не встречали кого-либо, кто так умел бы оставаться незамеченным.
Над остывающим трупом у наших ног я сделал ему предложение, и он принял его. "Я люблю убивать, – сказал он, когда мы ударили по рукам. - Отведи меня к своему Мастеру, и я принесу ему все необходимые клятвы”.
Вот так он и попал в Гильдию Наёмных Убийц Римини.
Мастер был восхищен и вскоре заявил, что Ворон - лучший убийца, которого он когда-либо знал. Молчаливый и невидимый, он был подобен дыму в ночи. У него были крупные руки, но сам он таковым не являлся, как оказалось, особо сообразительным он тоже не был. Но он был прирожденным охотником. Для удушения Ворон не использовал ничего, кроме собственных рук. Однажды он сказал мне, что ему нравится ощущать глотку под своими руками, чем она толще, тем лучше. Время от времени он обхватывал руками мою шею, дразня. "В тебе нет ни капли мяса, Скат!" - восклицал он, а потом добавлял: "Пока". И потом смеялся до слез. Просто зарезать человека ему было не в удовольствие, разве что какую-нибудь женщину.
У всех есть свои причуды, особенно у людей, занимающихся делами вроде наших. Ворон же, напротив, обладал мягкими манерами и был самым практичным убийцей, которого вы когда-либо встречали. Он даже не грабил тела. Его не заботили традиционные безделушки, на которые мы играли в карты, не заботили таверны и шлюхи. Его комната была простой и аккуратной, в ней стояла только та мебель, которая была там до его прихода; сам он был тих и вежлив с другими членами Гильдии.
Ко мне он особенно привязался. Был добр так же, как был добр Мастер. Он был плохим собеседником, но покупал мне на свои деньги вещицы, которые, он знал, мне нравились. Я пытался сделать для него то же, но ему никогда не было нужно ничего, кроме самого необходимого. Ему даже не нравились конфеты. Однажды я спросил о любимом блюде, а он только улыбнулся в ответ и покачал головой.
У Ворона было две привычки, два принципа (не считая его любви к удушению), которые он не преступал, и один из них был действительно странным. Он отказывался убивать детей, не важно за какую цену. Он сказал об этом Мастеру при их первой встрече и не уставал это повторять. Это не было проблемой: заказов на детей в Скале было не очень много, а когда они появлялись, их брала на себя Паучиха Марта. Ей нравилась её работа, а Ворон на неё даже смотреть не мог. Мастер поручил мне держать их подальше друг от друга. Ворон терпеть не мог убийц детей.
Но настоящей проблемой была его привычка делать разрезы на грудях жертв и коллекционировать их волосы. Я был с ним на его первом задании от Гильдии и видел всё своими глазами. Он задушил мужчину, а после вынул свой острый нож и сделал надрез. Он не позволил мне смотреть, что будет делать дальше: отодвинув меня в сторону, Ворон склонился над телом, тихо посапывая. Тогда я начал догадываться. Я слышал, что у некоторых цбийц случается эрекция, когда они убивают, и решил, что Ворон был одним из них и что ему было стыдно признаться мне в этом. Спустя мгновение он отрезал у мужчины прядь волос и убрал в карман.
"Зачем ты это сделал?" - спросил я про волосы, притворившись, что не заметил остального.
"Чтобы запомнить его," - с улыбкой ответил он, такой же как всегда.
Ворон продолжал так делать, пока Мастер не отругал его за то, что он устраивает шоу из убийств, оставляет на телах отметины, по которым его можно опознать. Иногда, конечно, наши клиенты были не против устроить шоу, но это случалось отнюдь не всегда. Отрезанный локон могли и не заметить, но разрезы Ворона были слишком особенными, чтобы быть безопасными.
"Ты - прекрасный убийца, артист, я понимаю, у артистов есть гордость, - сказал ему Мастер, спокойный, как всегда. - Но это должно прекратиться, ради нас и ради тебя самого. Ты же не хочешь, чтобы из-за тебя у нас возникли проблемы? Что будет со Скатом? Ты же не хочешь навлечь на нас Стражу, только чтобы удовлетворить собственное тщеславие?"
Казалось, это его проняло. Он поклялся Четверкой, что не сделает ничего, что бы могло повредить "милому мальчику" - так он меня называл.
Если он и затаил зло на Мастера из-за требования обуздать свои стремления, то срывал он его на своих жертвах. На нашем следующем задании он сломал мужчине шею - развернул его голову в другую сторону, так, что когда мы уходили, бедный ублюдок пялился на свою собственную задницу. В другой раз он, сопя и тяжело дыша, бил жертву головой о стену до тех пор, пока его череп не раскололся, словно арбуз.
Он изменился, больше не был счастливым как раньше. Когда наступила зима, он был так угнетён, что мы все начали за него волноваться. После работы он впадал в уныние и, надувшись, закрывался в своей маленькой пустой каморке.
Зима была суровая, самая холодная за последние годы. Мы были в снегу по самые задницы, а уж как выл ветер... Работы не было несколько месяцев, и мы сами начали чувствовать себя подавленными.
Одной холодной ночью я проснулся и обнаружил, что на краю моей кровати сидит Ворон; его большая рука лежала на моей груди, прямо над тем местом, которое ему так полюбилось. Сначала я перепугался до чертиков, но потом увидел грусть в его глазах.
"Я люблю убивать, Скат!" - сказал он, и дрожь в его голосе чуть не разбила мне сердце. Я понимал, что он имел в виду убийства в своём особенном стиле. Честно говоря, это его пристрастие заставляло меня нервничать, но он был моей находкой, моим рекрутом и другом. Мне было тяжело видеть его таким угнетённым.
"Ну, - прошептал я, надеясь, во имя Билайри, что поступаю правильно, - Может, ты мог бы убить парочку сам, если ты понимаешь о чём я". Он весь словно засветился изнутри. "Только тихо," - предупредил я, чувствуя себя не слишком комфортно под взглядом его заблестевших глаз. "Повяжи им камень на шею и утопи в порту, ради всех святых. Ты же не хочешь, чтобы Мастер услышал о том, что нашли тела с твоей отметиной?"
Я решил, что всё сделал правильно. Ворона можно бы было переименовать в Жаворонка, такой он стал радостный. Заказные убийства он обделывал так аккуратно, будто был портным с улицы Шлемов. Я не знал, когда он отправлялся убивать по собственной инициативе, или как часто он это делал, но некоторыми утрами он был веселее, чем другими. Если я о чём и волновался, так это о том, что он может замерзнуть до смерти, разгуливая ночами по улицам. Мы потеряли Марту в один из буранов. Клянусь Четверкой, вы никогда не видели такой зимы!
В Римини редко выпадал снег, а если это случалось, то он быстро таял, но той зимой он падал и падал, и ветер наносил сугробы размером с дом. Я помню, что дети скатывались с этих сугробов из окон второго этажа. Снег лежал до самых весенних дождей, а после начал таять, будто грязные сахарные хлебцы. Только тогда я начал понимать, насколько сильно ошибся в Вороне.
Под сугробами были тела, и ещё больше тел всплыло в порту, когда треснул лёд. Их находили в подвалах, в которые зимой было не пробраться из-за снега, в аллеях, под мостами - как в нижнем, так и в верхнем городе. Подобное случалось каждую весну, но никогда не достигало таких масштабов! Неиссекаемый поток трупов - иногда в день находили пять или шесть - на протяжении всей оттепели.
Вскоре даже самым твердолобым Стражникам стала ясно, что это дело рук одного человека. Все убитые были мужчинами, у всех были разрезы на груди. Большинство происходило из самых бедных районов города - люди, которых бы не стали искать. Никто не составлял списков зарезанных женщин, но в том, что среди них была Марта, я не сомневался.
Но всё это выяснилось позже. В начале, когда услышал об этом в первый раз, я отправился в дома мертвых, чтобы взглянуть на трупы собственными глазами. Это была работа Ворона - об этом мне сказали отрезанные локоны и кровоподтеки на их шеях. Но работа больше не была аккуратной. На некоторых разрезы были просто глубже, чем обычно, другие были распороты от груди до яиц. У неоторых недоставало мошонки, и сами они были выпотрошены.
Это снег позволил ему убить столько людей и не попасться ни нам, ни Страже. Мастер бы никогда не потерпел подобного.
Я поплелся домой с камнем на сердце, думая, что же станется с Вороном и что мне сказать Мастеру. Даже я понимал, что его нельзя и дальше держать в Гильдии. Он зашел слишком далеко.
Я должен был догадаться, что Мастер услышит те же сплетни и сделает те же выводы, даже без фактов, которые я имел на руках. В доме стояла мертвая тишина, когда я вернулся, храбрые асассины шмыгали по коридору словно забитые псы.
Мастер был в ярости, сообщили мне. Он позвал Ворона в свою комнату ещё час назад. Одна из старейших убийц поднялась наверх послушать их разговор, и всё ещё оставалась там. Мастер - зол? Никто бы не хотел оказаться на месте Ворона.
"Я бы тоже не хотел," - подумал я, сознавая, что всё-таки вскоре придётся через это пройти. Я привёл его в Гильдию. Я дал ему волю. Но всё, о чём я мог думать в тот момент, - фраза "милый мальчик", произнесённая его нежным голосом. Слишком удручённый, чтобы слушать дальше, я пошёл в комнату Ворона.
Он жил в ней уже несколько месяцев, но она не выглядела обжитой; пустота этой комнаты навевала какое-то странное ощущение - самое странное, которое мне довелось испытать за всю жизнь. Только подумать: он умудрился совершить всё это, не обмолвившись и словом, а я ничего не заметил. Внезапно мне вспомнилось то, что я видел в домах мертвых, то, что он сделал с этими людьми, и силы меня покинули. Мне пришлось сесть на кровать, чтобы не упасть. Убийство - дело понятное, но то, что творил он... Он, такой простой, как и его комната, в которой я сидел.
Я снова осмотрелся, пытаясь уловить: как же человек может оказаться совсем не таким, каким ты его себе представлял? И как раз тогда я и увидел прядь волос, торчащущую из шва его большой подушки. Кудрявых рыжих волос.
Я никогда не интересовался, что он делает с отрезанными волосами. Я разрезал подушку ножом и увидел, что внутри было ещё больше волос, небольшие прядки разного цвета и текстуры. Сколько же понадобилось людей, чтобы заполнить подушку такого размера?
Я стряхнул волосы с рук и поспешил в комнату Мастера. Я не подумал зачем. Просто побежал. Все остальные были внизу, так что с тем, с чем я столкнулся, мне пришлось справляться в одиночку.
Мастера он убил сразу - как и ту старую женщину, которая поднялась послушать, что происходит. Может, она вошла, может, он услышал её из-за двери - кто знает?
Мне хватило одно взгляда, чтобы понять, зачем он делал эти разрезы на груди, и что значило его имя. Ну, или я подумал, что понял. Ещё в самом начале, когда мы только познакомились, он вырезал у жертв внутренние органы. Пожирал мёртвых, как ворон. Он разрезал моего доброго Мастера, словно оленя, и вытащил его внутренности на ковёр.
Женщина лежала лицом вниз, на спине у неё было около дюжины ран. Просто зарезана, как всегда. Ел он только мужчин.
Я рассказываю так, будто я там долго осматривался, но на самом деле у меня было всего мгновение, чтобы оценить ситуацию, так как Ворон был наготове и схватил меня сразу же, как я вошел. Клянусь Четверкой, он был нечеловечески быстр! Он обхватил мою шею своими большими руками и захлопнул дверь, а я не успел и пикнуть. Конечно, надо было позвать остальных, прежде чем идти к Мастеру, но жалеть о несделанном было поздно.
Секунду он был позади, тяжело дыша над ухом, а потом развернул меня так, чтобы взглянуть в лицо. Таких глаз я не видел никогда до этого и надеюсь, что больше никогда не увижу. Казалось, что вместо глаз у него просто две черные дыры в голове. Его руки и подбородок были сплошь перемазаны кровью, на его губах она превратилась в красную корку. Помнится, я тогда подумал: как он умудрялся приходить чистым теми ночами, когда охотился на заснеженных улицах. Я никогда не видел на нём столько крови.
Он сжал мою шею и медленно потянул меня вверх, пока я не встал на мысочки.
"Сколько тебе лет, Скат?" - спросил он, уставившись на меня этими чёрными глазами.
Не знаю, как я умудрился сообразить, что надо соврать, но я это сделал. Я скостил себе полтора года и поклялся, что мне всё еще двенадцать. Он должен был видеть щетину на моих щеках, клянусь Билайри, он был достаточно близок для этого, но неожиданно он отпустил меня, я вдруг снова стал его милым мальчиком. Извиняясь, он погладил меня по голове, провёл рукой по шее.
"Почему?" - выпалил я, начиная плакать при виде того, что осталось от Мастера.
Он выглядел таким удивлённым. "Мне нравится это делать, Скат. Ты же знаешь."
"Но зачем есть их кишки?"
Неожиданно он разозлился. "Не кишки, мальчик. Их души! Нужно высосать их души," - заявив это, он снова погладил меня по голове, пальцами, перепачканными кровью, а я вспомнил это посапывание, которое он издавал, склонившись над телами. Я подумал о том, как сильно ошибался.
На мгновение он снова стал самим собой, нежным и добрым, наматывая прядь моих волос на окровавленный палец, он сказал: "И ты должен их помнить, помнить каждого".
Я было подумал, что смогу урезонить его, но он снова схватил меня за горло. Внезапно вспомнилось, что мой нож остался в комнате Ворона, затерянный среди его сувениров на память. На этот раз он сдавил мою шею сильнее, сумасшедшая темнота снова вернулась в его глаза. "Двенадцать, Скат? Думаю, что ты слегка постарше..."
Я не помню, как другие ворвались в комнату: меня занимала только возможность снова наполнить лёгкие воздухом. О последующей весне я тоже многого не помню, даже похороны Мастера, хотя после мне рассказывали, что я выл, как женщина, пока меня не накачали снотворным.
Не знаю, как Ворон умудрился сбежать из комнаты, полной лучших ассассинов во всех Трёх Землях. Но он сбежал. Мастер был убит, весь город только и говорил об убийствах. Мы догадались, что он уехал из Римини, может, даже из страны. Удалился туда, откуда пришёл.
Вскоре в голове у меня прояснилось, но я продолжал просыпаться среди ночи, думая, что меня душат, слыша шепот: "Думаю, что ты слегка постарше..." Это происходило ночь за ночью, и я возненавидел ложиться спать.
Мастера и Ворона больше не было, и я чувствовал себя опустошенным, хотя продолжал действовать, будто был прежним. Я оставался в Гильдии и работал по мере возможности.
А одной летней ночью я услышал этот голос наяву. Из тёмной аллеи неподалёку от пристани донеслось: "Совсем не такой молодой, милый Скат".
Я побежал. Когда обернулся, обнаружил, что нахожусь далеко от Римини, и продолжил бегство.
Несколько мгновений все молчали; единственное, что можно было услышать, - шум волн и треск костра. Дым кифа окутал группу мужчин, но никто не спал.
"Как ты можешь называть это животное ассассином?" - в конце концов не выдержал Загар. "Он был лунатиком, монстром, да ещё и неосторожным!"
Мижар взглянул на месяц, поднявшийся над его головой. "Что такое ассассин? Ты и я убиваем за деньги. Мы зарабатываем золото и тратим его на удовольствия. Для Ворона само убийство было удовольствием. Сколько раз он говорил мне: "Я люблю убивать". Он убивал ради самого убийства, не думая, заплатят ли ему, поймают ли его, похвалят ли его. Мастер сказал точнее: он был артистом.
И я хочу сказать ещё кое-что. Спустя столько лет и миль, помоги мне боги, время от времени в темноте я слышу его голос. Спустя годы, я всё ещё стою с его руками на моей шее, сознавая, что скоро умру. Кем бы Ворон ни был, он был лучшим убийцей, которого я когда-либо знал. И я надеюсь, что больше никогда не встречу подобных ему".
Автор: Линн Флевелинг
Перевод: Shadi
Bстория, рассказанная Скатом и случившаяся после смерти Тима
читать дальше
На горизонте за широкой заводью последние лучи заката сияли пурпурным светом. Огоньки Куимира, перемигивающиеся на далеком побережье, походили на облако светлячков, затерянное в бескрайней пустыне Зенгата.
В этом ласковом угасающем свете молодых загорелых мужчин, развалившихся у костра, разведенного в защищающем круге дюн, можно было принять за группу сыновей купцов, отправившихся на природу, чтобы покурить киф и, вдали от жара города, рассказывать друг другу истории. Ими и были все, за исключением светлокожего скаланца, на которого было обращено их внимание. Сегодня была его очередь развлекать компанию.
"Лучший наёмный убийца, которого я знал?"
Четырнадцать пар темных глаз следили за молодым чужеземцем, который называл себя Мижаром – на их языке это означало «чужак». Нахмурив выгоревшие на солнце брови, Мижар подбросил в огонь хвороста и откинулся на бревно, на которое опирался спиной.
"Не уверен, что хочу говорить об этом."
"Давай, Мижар!" – настаивали его компаньоны, предложив ему бокал вина и закопченную трубку кифа. Какой рассказчик не хочет, чтобы его упрашивали?
Он, новый член их Гильдии, был довольно посредственным убийцей. Он был тих и быстр, ловок, как мирка, когда надо было забраться в чей-то дом, но никогда не убивал женщин и детей, сколько бы денег ему за это не предложили, и отказывался использовать яды, убивавшие медленно и заставляющие жертву корчиться в агонии, а свидетелей их смерти трепетать от страха. Это его истории о далеких землях, в которых он побывал, помогли ему расположить других к себе спустя всего пару месяцев после его прибытия в Куимир. Его сильный акцент и голос, мелодичный, как голос священника, его вытянутое, простое лицо, которое становилось мудрым и невинным, как лицо ребенка, когда он рассказывал свои истории. Кто знал, говорил ли он правду? Это не имело значения. Он был мастерским рассказчиком.
Мижар затянулся, и его странные голубые глаза заблестели. Мгновение он, казалось, прислушивался к чему-то – возможно, к шуму волн или отдаленному звону бычьих колокольчиков.
"Лучший убийца? - повторил он и вздохнул. - Полагаю, лучшим, кого я знал, был Ворон, с которым я познакомился ещё в Римини, городе, в котором я был рождён".
"Он назвал себя именем животного?" – спросил молодой Тахан, подавшийся вперед, к свету костра, и весь обратившийся во внимание.
"В Скале многие так делают: Фаррен Рыба, Уилл Угорь, Кот из Римини. Когда я был вором, меня звали Скат Мышь**. Такая была мода."
"Эти имена что-то символизируют?" – спросил бородатый Загхар, самый старший из собравшихся.
Поморщившись, чужеземец сделал ещё одну затяжку.
"Да, в его случае.
Прекрасный Римини сверкает, словно волшебный мираж на блестящих скалах, но для нас, рожденных в нижнем городе у порта, жизнь была тяжелой, короткой и омерзительной.
Я был нежеланным ребенком шлюхи, брошенным в таком юном возрасте, что едва мог припомнить имя своей матери, чтобы проклинать её. Единственным, на кого я мог более-менее положиться, был вор по имени Тим. Он был подлым ублюдком, но платил, сколько обещал. Тим был одним из лучших, но и его убили - столкнули с крыши во время работы.
Мне было около одиннадцати, когда он умер, но к тому моменту я уже мог постоять за себя. Меня били, насиловали, осмеивали, мне приходилось голодать не раз и не два, но всё же каждое утро я просыпался.
Скала тогда снова вступила в войну с Пленимаром – я хорошо это помню, потому что вокруг было множество пьяных солдат. Я подрос, стал сильнее и начал думать, что жизни есть что предложить парню вроде меня, надо было только понять что именно. Я не думал, что этим чем-то станет Гильдия наёмных убийц. Они нашли меня – так это работает в Римини. Нельзя просто зайти в таверну и сказать: «Запишите меня». Они следят за тобой и принимают своё собственное решение.
Я никогда не собирался становиться убийцей. Я избегал драк, когда мог, и не собирался никого убивать до той туманной весенней ночи, когда один пьяный дворянин затащил меня в аллею, собираясь быстро сыграть в туда-сюда. Я попытался вырваться, и он начал отвешивать мне пощечины, достаточно сильные для того, чтобы зазвенело в ушах. Если бы мерзавец ударил меня нормально, я бы, пожалуй, ответил ему тем же, но когда тебя шлепают, как какую-то дешевую шлюху, прижатую к стене… не знаю. Я сорвался. Вытащил нож и сыграл в свои собственные туда-сюда.*** После я искупался в заводи, чтобы смыть кровь, но почувствовал себя чистым и свободным задолго до того, как оказался в воде.
Двумя днями спустя малец примерно моего возраста попытался избавить меня от только срезанного толстого кошелька, и я, не задумываясь, снова обнажил сталь. Он был слишком быстр и умен, чтобы я мог его убить, но мне удалось порезать ему руку, прежде чем он смог убежать. Я смеялся как ненормальный, когда всё закончилось. Едва ли это можно назвать победой, но эта драка помогла мне поверить в собственные силы.
Этой же ночью незнакомец в одеждах джентльмена и с улыбкой висельника предложил мне «присоединиться к хору», как он выразился. Я сразу же принял его предложение.
У Гильдии наёмных убийц Римини есть здание, затерянное в квартале бедняков. Снаружи оно похоже на обветшалый дом, который давно пора сжечь, но внутри него - чистые маленькие комнатки, предоставляющие убежище всем в нём нуждающимся, и большИе комнаты с приличной мебелью и восковыми свечками.
Заведением заправлял мужчина с железной хваткой, которого мы называли Мастер, и он делал это хорошо. Гильдия была маленькой – не больше пятнадцати человек одновременно, - и он следил за тем, чтобы мы знали своё дело: были быстры, бесшумны и невидимы. Мы были лучшими и пользовались спросом. Нас приглашали работать во все крупные города Скалы и Майсены, даже Пленимара, когда мы с ним не воевали. Работы было много, все постоянно были в движении, и в городе никто о нас не знал.
Первые несколько лет, которые я провел с ними, были лучшими в моей жизни. Впервые мне было что есть каждый день, где спать ночью и компаньоны, которые не распускали рук. Даже за маловажные задания платили золотом, и мне почти не приходилось убивать. Я стоял на стрёме, шарил по карманам, обводил вокруг пальца. Уроки Тима помогали.
Я был самым молодым в доме, и они сделали из меня что-то вроде домашнего зверька, особенно в этом преуспел Мастер. Он одевал меня словно джентльменского сына и брал с собой в игорные дома.”
Мижар сделал паузу, оглядел свою аудиторию, окутанную дрожащим голубоватым дымом кифа.
"Если я кого и любил за всю свою жизнь, то Мастера. Он научил меня всему: как убивать тихо и быстро ножом, удавкой, ядом, руками... он был мне как настоящий отец. Яйца Билайри, если бы он попросил, я бы прошёл ради него по горячим углям. Но он бы не попросил, только не он. Я даже ни разу не видел, чтобы он злился.
Так прошло больше года. Дела в Римини обстояли вовсе не так, как здесь, с вашими главами клана, куртизанками и подлыми лордиками, убивающими друг друга просто ради забава или из злобы. Нет, Скала – цивилизованная страна, а Римини – самый цивилизованный город, который мне доводилось видеть. Поэтому работы было не так много, но когда мы убивали кого-нибудь, это что-то да значило! Ты мог гордиться, даже если убил не ты сам.
Время от времени мы теряли людей, чего стоило ожидать, учитывая специфику нашей работы. Одной летней ночью Мастер сказал, что нам надо бы начать поиски новых рекрутов. Мне ужасно хотелось найти ему лучшего из всех возможных. Что-то вроде благодарности за его хорошее отношение.
То лето было очень жаркое, одуряюще жаркое. В такую погоду нервы напряжены и убийств происходит больше, чем обычно. Было не так уж сложно стать свидетелем парочки, тем более что мы знали, где искать.
Я сражу же отмел обычных драчунов и обманутых любовников. Любой может убить, если его разозлить как следует. Нет, мне нужен был кто-то со светлой головой и со страстью к убийствам. Вскоре до меня дошли слухи как раз о таком убийце. Никто не видел этого парня, но поговаривали, что он оставлял на жертвах какой-то особый знак, на каждой из них. Жертвы появлялись каждые пару дней, с регулярность тележки мясника.
Я продолжил свои поиски в домах мертвецов и вскоре узнал, что Гильдия Мусорщиков свозила в них тела мужчин с разрезами определенной длины и формы чуть пониже грудины, хотя жертвы определенно были задушены. Они не были ограблены, только убиты, порезаны и оставлены. Тела находили в самых мерзких районах порта, и когда я начал своё расследование, уже было найдено больше дюжины. Пожалуй, жертв было слишком много для одного убийцы, да и труды не приносили никакой прибыли. Многие считали, что это работа некромантов, но надрезы на телах не были какими-то особенными, а представляли собой обычный неглубокий разрез".
"Это и был твой Ворон?" – нетерпеливо перебил его Тахан.
Мижар кивнул. "Да, это и был мой Ворон”.
“Спустя три недели поисков я наконец-то нашёл его. Я стал свидетелем, должно быть, дюжины убийств, и одним днем, перед самым рассветом, набрел на тёмную фигуру, склонившуюся над стражником из Городского Дозора. Он еще не был мертв – я слышал, как он пыхтел, - но мой убийца уже разорвал его тунику и делал свой коронный надрез. Он склонился к его груди, и, как мне показалось, что-то шептал умирающему стражнику.
Внезапно он обернулся и уставился прямо на меня, стоящего в начале улицы. У него на лице были капли крови, и он всё ещё держал в руке нож, но вовсе не казался взволнованным из-за того, что его застукали. Он подмигнул мне и отвлекся, чтобы срезать локон волос умершего. Занимаясь этим, он крикнул мне: "Выходи, дружище, покажись! Время встретиться, согласен? Ведь ты потратил столько сил, чтобы найти меня".
"Да, я его нашел," - подумал я, выйдя из тени, но держась вне пределах его досягаемости, ведь я не знал его намерений.
"Мальчик! Какой милый мальчик!" - воскликнул он самым приятным голосом, который мне доводилось слышать. Стало ясно, что он иностранец, хотя говорил он очень хорошо. По покрою его плаща и ботинкам я догадался, что он был купцом, или пытался выдать себя за него. Тогда я не мог по его акценту определить, откуда он, но теперь я знаю, что он был с севера Пленимара. Как он смог попасть в Римини в те дни, узнать мне так и не довелось. Возможно, ему это удалось, потому что он выглядел очень обычно, - парень, на которого и не посмотришь второй раз: простой, как банка, с мягкими манерами, очень тихий. Вы никогда не встречали кого-либо, кто так умел бы оставаться незамеченным.
Над остывающим трупом у наших ног я сделал ему предложение, и он принял его. "Я люблю убивать, – сказал он, когда мы ударили по рукам. - Отведи меня к своему Мастеру, и я принесу ему все необходимые клятвы”.
Вот так он и попал в Гильдию Наёмных Убийц Римини.
Мастер был восхищен и вскоре заявил, что Ворон - лучший убийца, которого он когда-либо знал. Молчаливый и невидимый, он был подобен дыму в ночи. У него были крупные руки, но сам он таковым не являлся, как оказалось, особо сообразительным он тоже не был. Но он был прирожденным охотником. Для удушения Ворон не использовал ничего, кроме собственных рук. Однажды он сказал мне, что ему нравится ощущать глотку под своими руками, чем она толще, тем лучше. Время от времени он обхватывал руками мою шею, дразня. "В тебе нет ни капли мяса, Скат!" - восклицал он, а потом добавлял: "Пока". И потом смеялся до слез. Просто зарезать человека ему было не в удовольствие, разве что какую-нибудь женщину.
У всех есть свои причуды, особенно у людей, занимающихся делами вроде наших. Ворон же, напротив, обладал мягкими манерами и был самым практичным убийцей, которого вы когда-либо встречали. Он даже не грабил тела. Его не заботили традиционные безделушки, на которые мы играли в карты, не заботили таверны и шлюхи. Его комната была простой и аккуратной, в ней стояла только та мебель, которая была там до его прихода; сам он был тих и вежлив с другими членами Гильдии.
Ко мне он особенно привязался. Был добр так же, как был добр Мастер. Он был плохим собеседником, но покупал мне на свои деньги вещицы, которые, он знал, мне нравились. Я пытался сделать для него то же, но ему никогда не было нужно ничего, кроме самого необходимого. Ему даже не нравились конфеты. Однажды я спросил о любимом блюде, а он только улыбнулся в ответ и покачал головой.
У Ворона было две привычки, два принципа (не считая его любви к удушению), которые он не преступал, и один из них был действительно странным. Он отказывался убивать детей, не важно за какую цену. Он сказал об этом Мастеру при их первой встрече и не уставал это повторять. Это не было проблемой: заказов на детей в Скале было не очень много, а когда они появлялись, их брала на себя Паучиха Марта. Ей нравилась её работа, а Ворон на неё даже смотреть не мог. Мастер поручил мне держать их подальше друг от друга. Ворон терпеть не мог убийц детей.
Но настоящей проблемой была его привычка делать разрезы на грудях жертв и коллекционировать их волосы. Я был с ним на его первом задании от Гильдии и видел всё своими глазами. Он задушил мужчину, а после вынул свой острый нож и сделал надрез. Он не позволил мне смотреть, что будет делать дальше: отодвинув меня в сторону, Ворон склонился над телом, тихо посапывая. Тогда я начал догадываться. Я слышал, что у некоторых цбийц случается эрекция, когда они убивают, и решил, что Ворон был одним из них и что ему было стыдно признаться мне в этом. Спустя мгновение он отрезал у мужчины прядь волос и убрал в карман.
"Зачем ты это сделал?" - спросил я про волосы, притворившись, что не заметил остального.
"Чтобы запомнить его," - с улыбкой ответил он, такой же как всегда.
Ворон продолжал так делать, пока Мастер не отругал его за то, что он устраивает шоу из убийств, оставляет на телах отметины, по которым его можно опознать. Иногда, конечно, наши клиенты были не против устроить шоу, но это случалось отнюдь не всегда. Отрезанный локон могли и не заметить, но разрезы Ворона были слишком особенными, чтобы быть безопасными.
"Ты - прекрасный убийца, артист, я понимаю, у артистов есть гордость, - сказал ему Мастер, спокойный, как всегда. - Но это должно прекратиться, ради нас и ради тебя самого. Ты же не хочешь, чтобы из-за тебя у нас возникли проблемы? Что будет со Скатом? Ты же не хочешь навлечь на нас Стражу, только чтобы удовлетворить собственное тщеславие?"
Казалось, это его проняло. Он поклялся Четверкой, что не сделает ничего, что бы могло повредить "милому мальчику" - так он меня называл.
Если он и затаил зло на Мастера из-за требования обуздать свои стремления, то срывал он его на своих жертвах. На нашем следующем задании он сломал мужчине шею - развернул его голову в другую сторону, так, что когда мы уходили, бедный ублюдок пялился на свою собственную задницу. В другой раз он, сопя и тяжело дыша, бил жертву головой о стену до тех пор, пока его череп не раскололся, словно арбуз.
Он изменился, больше не был счастливым как раньше. Когда наступила зима, он был так угнетён, что мы все начали за него волноваться. После работы он впадал в уныние и, надувшись, закрывался в своей маленькой пустой каморке.
Зима была суровая, самая холодная за последние годы. Мы были в снегу по самые задницы, а уж как выл ветер... Работы не было несколько месяцев, и мы сами начали чувствовать себя подавленными.
Одной холодной ночью я проснулся и обнаружил, что на краю моей кровати сидит Ворон; его большая рука лежала на моей груди, прямо над тем местом, которое ему так полюбилось. Сначала я перепугался до чертиков, но потом увидел грусть в его глазах.
"Я люблю убивать, Скат!" - сказал он, и дрожь в его голосе чуть не разбила мне сердце. Я понимал, что он имел в виду убийства в своём особенном стиле. Честно говоря, это его пристрастие заставляло меня нервничать, но он был моей находкой, моим рекрутом и другом. Мне было тяжело видеть его таким угнетённым.
"Ну, - прошептал я, надеясь, во имя Билайри, что поступаю правильно, - Может, ты мог бы убить парочку сам, если ты понимаешь о чём я". Он весь словно засветился изнутри. "Только тихо," - предупредил я, чувствуя себя не слишком комфортно под взглядом его заблестевших глаз. "Повяжи им камень на шею и утопи в порту, ради всех святых. Ты же не хочешь, чтобы Мастер услышал о том, что нашли тела с твоей отметиной?"
Я решил, что всё сделал правильно. Ворона можно бы было переименовать в Жаворонка, такой он стал радостный. Заказные убийства он обделывал так аккуратно, будто был портным с улицы Шлемов. Я не знал, когда он отправлялся убивать по собственной инициативе, или как часто он это делал, но некоторыми утрами он был веселее, чем другими. Если я о чём и волновался, так это о том, что он может замерзнуть до смерти, разгуливая ночами по улицам. Мы потеряли Марту в один из буранов. Клянусь Четверкой, вы никогда не видели такой зимы!
В Римини редко выпадал снег, а если это случалось, то он быстро таял, но той зимой он падал и падал, и ветер наносил сугробы размером с дом. Я помню, что дети скатывались с этих сугробов из окон второго этажа. Снег лежал до самых весенних дождей, а после начал таять, будто грязные сахарные хлебцы. Только тогда я начал понимать, насколько сильно ошибся в Вороне.
Под сугробами были тела, и ещё больше тел всплыло в порту, когда треснул лёд. Их находили в подвалах, в которые зимой было не пробраться из-за снега, в аллеях, под мостами - как в нижнем, так и в верхнем городе. Подобное случалось каждую весну, но никогда не достигало таких масштабов! Неиссекаемый поток трупов - иногда в день находили пять или шесть - на протяжении всей оттепели.
Вскоре даже самым твердолобым Стражникам стала ясно, что это дело рук одного человека. Все убитые были мужчинами, у всех были разрезы на груди. Большинство происходило из самых бедных районов города - люди, которых бы не стали искать. Никто не составлял списков зарезанных женщин, но в том, что среди них была Марта, я не сомневался.
Но всё это выяснилось позже. В начале, когда услышал об этом в первый раз, я отправился в дома мертвых, чтобы взглянуть на трупы собственными глазами. Это была работа Ворона - об этом мне сказали отрезанные локоны и кровоподтеки на их шеях. Но работа больше не была аккуратной. На некоторых разрезы были просто глубже, чем обычно, другие были распороты от груди до яиц. У неоторых недоставало мошонки, и сами они были выпотрошены.
Это снег позволил ему убить столько людей и не попасться ни нам, ни Страже. Мастер бы никогда не потерпел подобного.
Я поплелся домой с камнем на сердце, думая, что же станется с Вороном и что мне сказать Мастеру. Даже я понимал, что его нельзя и дальше держать в Гильдии. Он зашел слишком далеко.
Я должен был догадаться, что Мастер услышит те же сплетни и сделает те же выводы, даже без фактов, которые я имел на руках. В доме стояла мертвая тишина, когда я вернулся, храбрые асассины шмыгали по коридору словно забитые псы.
Мастер был в ярости, сообщили мне. Он позвал Ворона в свою комнату ещё час назад. Одна из старейших убийц поднялась наверх послушать их разговор, и всё ещё оставалась там. Мастер - зол? Никто бы не хотел оказаться на месте Ворона.
"Я бы тоже не хотел," - подумал я, сознавая, что всё-таки вскоре придётся через это пройти. Я привёл его в Гильдию. Я дал ему волю. Но всё, о чём я мог думать в тот момент, - фраза "милый мальчик", произнесённая его нежным голосом. Слишком удручённый, чтобы слушать дальше, я пошёл в комнату Ворона.
Он жил в ней уже несколько месяцев, но она не выглядела обжитой; пустота этой комнаты навевала какое-то странное ощущение - самое странное, которое мне довелось испытать за всю жизнь. Только подумать: он умудрился совершить всё это, не обмолвившись и словом, а я ничего не заметил. Внезапно мне вспомнилось то, что я видел в домах мертвых, то, что он сделал с этими людьми, и силы меня покинули. Мне пришлось сесть на кровать, чтобы не упасть. Убийство - дело понятное, но то, что творил он... Он, такой простой, как и его комната, в которой я сидел.
Я снова осмотрелся, пытаясь уловить: как же человек может оказаться совсем не таким, каким ты его себе представлял? И как раз тогда я и увидел прядь волос, торчащущую из шва его большой подушки. Кудрявых рыжих волос.
Я никогда не интересовался, что он делает с отрезанными волосами. Я разрезал подушку ножом и увидел, что внутри было ещё больше волос, небольшие прядки разного цвета и текстуры. Сколько же понадобилось людей, чтобы заполнить подушку такого размера?
Я стряхнул волосы с рук и поспешил в комнату Мастера. Я не подумал зачем. Просто побежал. Все остальные были внизу, так что с тем, с чем я столкнулся, мне пришлось справляться в одиночку.
Мастера он убил сразу - как и ту старую женщину, которая поднялась послушать, что происходит. Может, она вошла, может, он услышал её из-за двери - кто знает?
Мне хватило одно взгляда, чтобы понять, зачем он делал эти разрезы на груди, и что значило его имя. Ну, или я подумал, что понял. Ещё в самом начале, когда мы только познакомились, он вырезал у жертв внутренние органы. Пожирал мёртвых, как ворон. Он разрезал моего доброго Мастера, словно оленя, и вытащил его внутренности на ковёр.
Женщина лежала лицом вниз, на спине у неё было около дюжины ран. Просто зарезана, как всегда. Ел он только мужчин.
Я рассказываю так, будто я там долго осматривался, но на самом деле у меня было всего мгновение, чтобы оценить ситуацию, так как Ворон был наготове и схватил меня сразу же, как я вошел. Клянусь Четверкой, он был нечеловечески быстр! Он обхватил мою шею своими большими руками и захлопнул дверь, а я не успел и пикнуть. Конечно, надо было позвать остальных, прежде чем идти к Мастеру, но жалеть о несделанном было поздно.
Секунду он был позади, тяжело дыша над ухом, а потом развернул меня так, чтобы взглянуть в лицо. Таких глаз я не видел никогда до этого и надеюсь, что больше никогда не увижу. Казалось, что вместо глаз у него просто две черные дыры в голове. Его руки и подбородок были сплошь перемазаны кровью, на его губах она превратилась в красную корку. Помнится, я тогда подумал: как он умудрялся приходить чистым теми ночами, когда охотился на заснеженных улицах. Я никогда не видел на нём столько крови.
Он сжал мою шею и медленно потянул меня вверх, пока я не встал на мысочки.
"Сколько тебе лет, Скат?" - спросил он, уставившись на меня этими чёрными глазами.
Не знаю, как я умудрился сообразить, что надо соврать, но я это сделал. Я скостил себе полтора года и поклялся, что мне всё еще двенадцать. Он должен был видеть щетину на моих щеках, клянусь Билайри, он был достаточно близок для этого, но неожиданно он отпустил меня, я вдруг снова стал его милым мальчиком. Извиняясь, он погладил меня по голове, провёл рукой по шее.
"Почему?" - выпалил я, начиная плакать при виде того, что осталось от Мастера.
Он выглядел таким удивлённым. "Мне нравится это делать, Скат. Ты же знаешь."
"Но зачем есть их кишки?"
Неожиданно он разозлился. "Не кишки, мальчик. Их души! Нужно высосать их души," - заявив это, он снова погладил меня по голове, пальцами, перепачканными кровью, а я вспомнил это посапывание, которое он издавал, склонившись над телами. Я подумал о том, как сильно ошибался.
На мгновение он снова стал самим собой, нежным и добрым, наматывая прядь моих волос на окровавленный палец, он сказал: "И ты должен их помнить, помнить каждого".
Я было подумал, что смогу урезонить его, но он снова схватил меня за горло. Внезапно вспомнилось, что мой нож остался в комнате Ворона, затерянный среди его сувениров на память. На этот раз он сдавил мою шею сильнее, сумасшедшая темнота снова вернулась в его глаза. "Двенадцать, Скат? Думаю, что ты слегка постарше..."
Я не помню, как другие ворвались в комнату: меня занимала только возможность снова наполнить лёгкие воздухом. О последующей весне я тоже многого не помню, даже похороны Мастера, хотя после мне рассказывали, что я выл, как женщина, пока меня не накачали снотворным.
Не знаю, как Ворон умудрился сбежать из комнаты, полной лучших ассассинов во всех Трёх Землях. Но он сбежал. Мастер был убит, весь город только и говорил об убийствах. Мы догадались, что он уехал из Римини, может, даже из страны. Удалился туда, откуда пришёл.
Вскоре в голове у меня прояснилось, но я продолжал просыпаться среди ночи, думая, что меня душат, слыша шепот: "Думаю, что ты слегка постарше..." Это происходило ночь за ночью, и я возненавидел ложиться спать.
Мастера и Ворона больше не было, и я чувствовал себя опустошенным, хотя продолжал действовать, будто был прежним. Я оставался в Гильдии и работал по мере возможности.
А одной летней ночью я услышал этот голос наяву. Из тёмной аллеи неподалёку от пристани донеслось: "Совсем не такой молодой, милый Скат".
Я побежал. Когда обернулся, обнаружил, что нахожусь далеко от Римини, и продолжил бегство.
Несколько мгновений все молчали; единственное, что можно было услышать, - шум волн и треск костра. Дым кифа окутал группу мужчин, но никто не спал.
"Как ты можешь называть это животное ассассином?" - в конце концов не выдержал Загар. "Он был лунатиком, монстром, да ещё и неосторожным!"
Мижар взглянул на месяц, поднявшийся над его головой. "Что такое ассассин? Ты и я убиваем за деньги. Мы зарабатываем золото и тратим его на удовольствия. Для Ворона само убийство было удовольствием. Сколько раз он говорил мне: "Я люблю убивать". Он убивал ради самого убийства, не думая, заплатят ли ему, поймают ли его, похвалят ли его. Мастер сказал точнее: он был артистом.
И я хочу сказать ещё кое-что. Спустя столько лет и миль, помоги мне боги, время от времени в темноте я слышу его голос. Спустя годы, я всё ещё стою с его руками на моей шее, сознавая, что скоро умру. Кем бы Ворон ни был, он был лучшим убийцей, которого я когда-либо знал. И я надеюсь, что больше никогда не встречу подобных ему".